“Гюрза” направляется к ней. Мы за ним.
Понятно, что это и есть место засады. Глаза привычно обшаривают кустарник и заросли ковыля в поисках “засадников”. Есть! Вижу одного. В густом кустарнике вижу знакомый, характерный, “сучок” ствола винтовки и отсвет камуфляжа.
— Кое-кому лень было хорошенько зарыться, — подначиваю шутливо “Гюрзу”. Шагаю вперед и… из-под каблука слышу тихое и вежливое: “Вы мне сейчас шею сломаете”. Оказывается, я одной своей ногой стою на замаскировавшемся “спецназовце”. Он зарылся в землю между двух болотных кочек. Весь облепленный травой, закамуфлированный краской, он не различим даже с полутора метров.
Гюрза улыбается.
— С бойцом разберется командир. Это, конечно, недостаток, но из машины на ходу его вряд ли различишь…
“Сойдя” с разведчика, я смущенно соглашаюсь.
“Гюрза” машет рукой и “урал” трогается с места. Водитель, как и учили, набирает скорость перед опасным участком, и я уже ожидаю взрыва или стрельбы (а как еще остановить эту гору железа), когда “урал” со всего разлета проваливается передними колесами в глубокую колдобину. Водитель инстинктивно бьет по тормозам и тотчас на подножке из-под колес взметаются бесформенные сгустки — спецназовцы. Щелчки бесшумных пистолетов. Распахнуты двери. “Мертвый” водитель мешком выпадает из кабины. С него тотчас сдирают куртку и кепку. Тело оттаскивают в кусты. Того, кто сидел справа, так же торопливо связывают и грубо забрасывают в кузов. Через мгновение машина трогается с места и устремляется через поле к лесу. Ни выстрела, ни взрыва…
Мы с Василием растерянно смотрим друг на друга. “Гюрза” улыбается.
У леса идет допрос “пленного”. Связанный по рукам и ногам прапорщик, одетый в форму вероятного противника, что-то быстро, взахлеб объясняет на английском командиру группы — высокому, сухому старшему лейтенанту. Закамуфлированный до неузнаваемости, весь в пучках ковыля и веток, он коротко и жестко спрашивает о чем-то “пленного”. Тот опять взахлеб что-то лепечет. Сыпятся цифры, фамилии, звания.
— Наша гордость, — кивает “Гюрза”, — молодец мужик. Свободно говорит на английском и французском.
“Гордость” сейчас имеет далеко не лучший вид. Весь в грязи, мокрый, связанный, со здоровой шишкой на коротко стриженном затылке.
Допрос окончен. Командир отходит. Бойцы подхватывают “пленного” под руки, переворачивают. Один из них коротким движением достает блеснувший пистолет и приставляет его к затылку “языка”.
Обывателя, конечно, покоробит эта жестокость. Но нет в ней “антигуманнности” или “презрения к морали”. Это страшная необходимость. Группа находится в глубоком тылу врага. До фронта несколько сотен километров. Тащить “языка” на себе — это значит связать себя по рукам и ногам. Оставить в живых — значит ”засветиться” и немедленно погибнуть… Ведь главное оружие разведчика — скрытность. Самая подготовленная разведгруппа, с самими опытными и отлично вооруженными бойцами все равно бессильна в чистом поле против обычной стрелковой роты. Слишком не равны силы…
