Нелли не подала виду, что замечает мое удивление, и помогла деду одеться, потом взяла свечу и пошла вперед — посветить нам, но на пороге остановилась, с улыбкой поджидая нас обоих. Судя по лицу старика, он понимал, почему я медлю, и все-таки не сказал ни слова, а лишь кивнул головой, пропуская меня вперед. Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться.
В дверях девочка поставила свечу на пол и потянулась ко мне, чтобы я ее поцеловал на прощанье. Потом подбежала к старику; он обнял и благословил ее.
— Спи сладко, Нелл, — тихо проговорил он. — Пусть ангелы охраняют твой сон! И не забудь, родная, прочитать молитву на ночь.
— Нет, что ты! — горячо воскликнула она. — Мне бывает так хорошо после нее!
— Да, да, верно… я по себе это знаю, так и должно быть, — сказал старик. — Да благословит тебя бог! К утру я буду дома.
— Ты только разок позвонишь, и я сразу услышу как бы крепко мне ни спалось, — заверила его девочка.
На этом они простились. Нелл распахнула дверь, прикрытую теперь ставнями (я слышал, как Кит возился с ними, прежде чем убежать домой), и, в последний раз пожелав нам доброй ночи своим нежным, чистым голоском, вспоминавшимся мне потом тысячи раз, проводила нас за порог. Старик подождал с минуту и, убедившись, что внучка затворила дверь и заперла ее на засов, медленно зашагал по улице. На углу он остановился, тревожно посмотрел мне в лицо и стал прощаться, уверяя, будто бы нам совсем не по дороге. Я не успел сказать ни слова, с такой неожиданной для его возраста быстротой мой спутник оставил меня. На ходу он оглянулся раза два или три, словно проверяя, не наблюдаю ли я за ним, а может быть, опасаясь, что мне придет в голову выслеживать его издали. Ночная тьма благоприятствовала ему, и он скоро исчез у меня из виду.
Я так и остался стоять на углу, не имея сил уйти и сам не зная, что мне здесь нужно. Потом бросил груствый взгляд на улицу, по которой мы только что шли, и, поразмыслив еще минуту, зашагал обратно. Я несколько раз прошел мимо дома старого антиквара, остановился у двери, прислушался. За ней было темно и тихо, как в могиле.
И все-таки мне не хотелось уходить отсюда; я медлил, перебирая в уме все мыслимые беды, которые могли грозить ребенку, — пожар, ограбление и даже смерть от руки убийцы. У меня было такое чувство, что стоит мне только отойти от этого дома — и его постигнет несчастье. Вот где-то хлопнули не то дверью, не то окном… И, перейдя улицу, я снова стал перед лавкой антиквара и снова осмотрел ее… Нет, здесь все тихо. Дом стоит по-прежнему темный, холодный, без малейших признаков жизни.
