А потом меня послали в громадную, холодную, неласковую школу для взрослых мальчиков, где и еда, и одежды были тяжелые и скудные, и ни того, ни другого не хватало вдоволь; где все ученики, и большие, и маленькие, были грубы и жестоки; где мальчишки знали про распродажу абсолютно все задолго до того, как я туда поступил, и постоянно распрашивали меня, во сколько меня оценили и кто меня купил, и вопили мне: «Раз… два… три… продано!» Я никогда и никому даже шепотом не сообщал в этом гнусном месте, что некогда был Гаруном и владел сералем: ведь я знал, что если хотя бы упомяну об этом, то мне придется так худо, что уж лучше будет сразу броситься в грязный пруд возле площадки для игр, вода в котором напоминала на вид тухлое пиво.
Увы мне, увы! С тех пор, как я поселился в детской, друзья мои, ее не посещал никакой призрак, кроме призрака моего же собственного детства, призрака моей невинности, моей наивности. Много раз преследовал я этот призрак: но никогда мои широкие взрослые шаги не могли догнать его, мои большие взрослые руки не могли его коснуться, мое взрослое сердце не могло вновь ощутить всю былую его чистоту. И вот теперь вы сами видите, как я стараюсь идти по жизни бодро и радостно, насколько это удается мне, обреченному брить в зеркале постоянно меняющихся клиентов, а также ложиться и вставать со скелетом, назначенным мне в пожизненные спутники на этой земле.
Мой друг и поверенный задумчиво потер свое лысое чело — надо сказать, удивительно похожее на чело Шекспира — точь-в-точь, как потирает его в тех случаях, когда я обращаюсь к нему за профессиональным советом, и взял солидную щепотку табака.
— Мою спальню, — сообщил он, — посещал призрак Судьи.
— Судьи? — воскликнули мы все хором.
— Именно. В парике и мантии он сидит на Судейской Скамье во время сессии. Когда мы расходимся по комнатам на ночь и я присаживаюсь перед сном в удобное белое кресло у камелька, то порой вижу и слышу его. Я никогда не забуду рассказ, что поведал он мне, и я ни на миг не забывал его с тех пор, как впервые услышал.
— Значит вы уже видели и слышали этого судью раньше, мистер Андери? — спросила моя сестра.
— Частенько.
— То есть, он никак не связан с этим домом?
— Нет-нет. Он то и дело возвращается ко мне в часы праздности и досуга, и история его преследует меня неотступно.
Мы все как один тут же потребовали рассказать нам эту историю, чтобы в дальнейшем она могла преследовать также и нас.
