И с истинной дороги совратить,
Ведь, скромного достоинства полна,
Казалась той же, что всегда, она.
Все той же? Нет! Увы, с недавних пор
Она не к Богу обращала взор.
И как-то ночью монастырь уснул,
Ворота отворились… Кто скользнул
Все дальше, прочь по ласковой траве,
В сиянье лунном? Быстрых тени две
Мелькнули и пропали без следа,
Лишь тихо билась о песок вода,
О чем-то ветер средь холмов вздыхал
И ветками боярышник качал.
Ах, надо ль говорить, как краток сон?
Хоть сладок, но недолговечен он.
Ах, надо ль говорить, что годы слез
Собой сменяют час блаженных грез?
Богатство, роскошь, коим равных нет —
Но все мрачнее тень, что застит свет…
Средь суеты и шума праздных дней
Раскаяния голос все слышней!
Анжела вдруг очнулась ото сна,
С глаз ослепленных спала пелена,
Ей довелось познать в чужом краю,
На что она сгубила жизнь свою,
Тот призрак, что манил и вмиг исчез,
Земную тьму, на кою свет небес
Она сменяла! Но увы, теперь
Кто бы открыл перед беглянкой дверь?
Так годы шли; ту, чья стезя — порок,
И в селах не пускали на порог,
Адамы, вздрогнув, отвращали взгляд,
Страшась запачкать душу и наряд.
Но вот однажды, сердце подчинив,
Проснулась в ней тоска, святой порыв
Еще хоть раз увидеть те места,
Где красоту венчала чистота,
Пройти знакомой тропкой наяву,
Под мирным кровом преклонить главу,
Обитель детства только раз узреть,
Взглянуть на милый дом — и умереть!
Измучена, раскаянья полна,
Неведомою силою она
Влеклась вперед; все дальше, все скорей,
Просила подаянье у дверей,
Изнемогая, в холод и в жару,
Брела; но вот однажды, поутру,
Едва поля позолотил восход,
Блеснула синева безбрежных вод;
Средь пенного боярышника скрыт,
Белел, как прежде, безмятежный скит.
Но вспомнят ли беглянку? Нет, о нет!
В лице погас неизъяснимый свет
Младой души, познавшей благодать;
Послушницу Анжелу не узнать!
Она — к порогу. Колокольный гул
Пронзил ей сердце и к земле пригнул.
И та, в ком слез давно иссяк родник,
Рыданий не сдержала в этот миг.
Ужели смерть? Волной нахлынул страх,
Дыхание застыло на устах…
Припав к решетке кованых ворот,
Она молиться принялась. Но вот
Донесся звук шагов издалека,
Заслонку отодвинула рука;
Сочувствия и жалости полна,
Привратница взглянула из окна
И обратилась к нищенке. «Открой, —
Взмолилась та, — о, сжалься, успокой
Отчаянье измученной души!
Впусти меня, дай умереть в тиши!»
Утешив гостью, за ключом сестра
Ушла и скрылась в глубине двора.
Та, глядя вслед, приподнялась с земли;
Неясный звук шагов затих вдали…
Но что за глас нарушил тишину,
