– Ты назвал меня моим настоящим именем. Если бы кто-нибудь услышал…
– Не волнуйся. Я же не такой болван. Перед тем как подойти к тебе, я все как следует проверил. Слуги ужинают, а господа в гостиной. Поблизости ни души. А у меня – новость! Замечательная новость! – Он понизил голос: – Одна из камеристок графини приходится родственницей милашке одного из конюхов. Я подслушал их разговор. Кажется, старуха собирается в следующую субботу устроить бал в Рейвенсхолде, чтобы представить тебя другим важным господам со всей помпой.
Глаза Рины широко раскрылись.
– Бал? Но я ничего не знаю о балах. И совсем не умею танцевать, знаю только несколько па, которым меня научила мама, а это было почти десять лет назад. Все графство будет надо мной смеяться. Не говоря уж о том, что у меня нет подходящего платья…
– Платье здесь ни при чем! – Квин вздохнул и пригладил остатки своих рыжих волос. – Детка, несмотря на весь твой ум, ты немного туповата. Станешь ли ты выделывать антраша, словно заправская танцовщица, или будешь наступать всем на ноги – не имеет значения. Бал – это когда все наряжаются, а если наряжаются, то украшают себя драгоценностями. Вдовствующая графиня дает бал, значит, она должна себя украсить. И готов поставить на кон свои зубы, что она наденет «Ожерелье голландца».
Сабрина машинально поднесла руку к шее, словно на ней уже сверкало бриллиантовое ожерелье. В те недели, когда Квин се обучал, она то и дело представляла, как похищает бриллианты с туалетного столика графини, похищает без всякого труда. Но так казалось до приезда в Рейвенсхолд, пока леди Пенелопа оставалась для нее просто именем. Теперь она знала графиню как добрую, отзывчивую женщину, и эта женщина придет в отчаяние, если окажется, что ее «Пруденс» лишь очередная самозванка.
Квин прищурился:
– В чем дело, детка? Ты вся позеленела.
– Ничего страшного… Я просто… просто это так неожиданно.
– Неожиданно?! Милочка, да мы почти месяц ждали такого случая. И не надо напускать на себя виноватый вид. Обвести вокруг пальца этих самодовольных Тревелинов – истинное удовольствие…
Они с Квином ждали своего часа с тех самых пор, как она согласилась участвовать в обмане. Значит, ей следовало радоваться так же, как радовался Квин. Но Рина думала лишь о добросердечии старой графини и о леди Эми, считавшей ее, Сабрину, своей кузиной.
– Я знаю, что это надо сделать. Но мне бы не хотелось причинять им боль. Они были так добры ко мне.
