— Верно вы сказали, что он призрак, который бродит вокруг этого дома, — тихо сказала вдова. — До сих пор только тень его всегда висела над моей жизнью и моим домом и в ночном мраке и при свете дня. А теперь он пришел сам, живой.
— Но он не ушел бы, если бы вы не цеплялись за меня, не давая мне сделать ни шагу, — уже с досадой возразил слесарь. — Все это для меня загадка.
— И должно навсегда остаться загадкой, — промолвила вдова, вставая. — Ничего больше я не решусь вам сказать.
— Не решитесь? — повторил слесарь, все больше и больше недоумевая.
— Да. И вы не настаивайте. Я больна, измучена, у меня уже нет сил жить… Нет, нет, не прикасайтесь ко мне!
Гейбриэл сделал шаг вперед, чтобы поддержать ее, но при этом резком восклицании отступил и в безмолвном удивлении уставился на нее.
— Оставьте меня одну идти своей дорогой, — сказала она тихо. — Рука честного человека не должна сегодня касаться моей руки.
Она, пошатываясь, добрела до двери и, обернувшись, добавила с усилием:
— То, что вы здесь видели, — тайна, и я вынуждена довериться вам. Вы — честный человек и всегда были очень добры ко мне, так не выдавайте же ее никому. Если мистер Честер из комнаты наверху слышал шум, придумайте какое-нибудь объяснение, скажите ему, что хотите, только ни звука о том, что видели! И никогда ни словом, ни взглядом не напоминайте мне о сегодняшнем. Я вам верю. Помните это! Вы и представить себе не можете, как много я сегодня доверила вам!
Секунду она смотрела ему в лицо, потом ушла, оставив его одного.
Не зная, что и думать, Варден долго еще стоял, устремив глаза на дверь, глубоко огорченный и растерянный. Чем больше размышлял он о случившемся, тем труднее было найти всему этому удовлетворительное объяснение. Неожиданное открытие, что вдова Радж, которая, как все полагали, столько лет вела жизнь уединенную и замкнутую, и безропотным мужеством, с каким переносила свое несчастье, завоевала себе доброе имя и уважение всех, кто ее знал, каким-то таинственным образом связана с человеком подозрительным и, хотя была сильно испугана его появлением, все-таки помогла ему скрыться, и поражало и мучило слесаря. А то, что он своим молчанием как бы дал согласие хранить все в тайне и вдова теперь на это рассчитывает, еще усиливало его душевное смятение. Надо было смелее и настойчивее потребовать от нее объяснений, не дать ей уйти, протестовать, вместо того чтобы молча согласиться на ее просьбу, — тогда ему сейчас было бы легче.
