Алейникова намеревалась перекусить в «Макдоналдсе», и Голованов остался на улице. Он дал владельцу мудрой птицы десятку и спросил, глядя через витрину, как Алейникова с аппетитом поглощает королевский «биг-мак»:
— Я бы хотел узнать, что такое… м-мм… удача. Или успех?
— Успех чего? — уточнил шарлатан.
Успех операции, чуть было не сказал Голованов.
— Вообще успех. В широком смысле успех. Любой успех. Ну хоть какой-нибудь успех, а?
Шарлатан почесал попугаю длинным ногтем голову и сказал странное слово:
— Илаяли!
Красивое слово, подумал Голованов. Красивое, загадочное…
Попугай не двигался. Шарлатан наклонился к нему и заорал:
— Илаяли!!!
Птица, вздрогнув, тут же клювом вытащила бумажку и ткнула ее Голованову в руку.
«В четыре года ты радуешься, если не писаешь в штаны. В двенадцать — если у тебя есть друзья. В восемнадцать — если занимаешься сексом. В тридцать пять — когда ты много зарабатываешь или удачно делаешь карьеру. В шестьдесят лет — если занимаешься сексом. В семьдесят — если у тебя есть друзья. В восемьдесят — если не писаешь в штаны…»
— Илаяли, — повторил Голованов. — Форменное илаяли… Кстати, что это значит? На каком языке?
— Древнее норвежское слово, — торжественно сообщил шарлатан. — Его донес до нас, суетных, один великий скандинавский писатель. А это, между прочим, норвежский попугай, он знает только родной язык, так что, сами понимаете…
— В Норвегии есть попугаи? — удивился Голованов.
— Конечно! Особая морозоустойчивая порода! Они гнездятся в прибрежных скалах!
Ну что за бред… Голованов вспомнил, что благодаря такой же вот недавней оперативной слежке за одной молоденькой докторшей знал одного скандинавского писателя.
— Писатель, говоришь, придумал? Кнут Гамсун?
Потрясенный шарлатан несколько секунд молчал, потом покопался в кармане и протянул Голованову червонец назад.
— Да ладно тебе, — сказал сыщик.
Алейникова вышла из закусочной и спустилась в метро. Голованов, разумеется, двинулся следом, по ходу движения предупреждая по телефону Щербака, который дежурил на проспекте Вернадского.
Алейникова доехала до «Добрынинской», пересела на Кольцевую, доехала до «Павелецкой», снова пересела на радиальную. Кажется, она направлялась домой. Голованов позвонил Щербаку:
— Ну что у тебя? Время вышло, она возвращается.
— Нашел кое-что, философ у нее спрятал…
— Тогда сматывайся. Встретимся в «Глории».
Так что не такие уж бесплодные были шатания Голованова по городу — на самом деле он прикрывал своего приятеля, который тем временем изучал квартиру аспирантки. Дело это было, конечно, незаконное, но по закону Похлебкина можно было искать до второго пришествия.
