– Так и беги, – сказал, – за зверьком, как бежал. Нельзя нам сегодня медлить!
А чтобы бежать веселее было, дождь вдруг с неба полил.
Радостно было Перуну гнать по небу свою колесницу. Как только прошла его слабость, – а уж он и подавно про угольки, про шепот посреди ночи: «Перун, Мокошь, мы – ваши люди» не знал, – а все же слабость его вдруг прошла. Накатили веселость и злость. А потом они вместе в ярость слились, как огонь и железо вместе сливаются, чтобы молния из них вышла. И коней своих черных с белыми гривами не жалел, жестоко бичом погонял. Вот бы не молнией, вот бы копытом в лоб угодить этому каменному истукану.
Проснулись люди, заслышали звук колесницы, выбежали из домов. Стоят, в черное небо смотрят: бич над конями сверкает. И с трепетом стали ждать: вот сейчас! вот разгонится только и молнии из колчана станет метать!
И он тоже их видел, задравших головы к небу, – видел в редких разрывах туч – только взглядов их потрясенных, испуганных, благоговейных не различал, а не то бы еще пожалел. И первую молнию в Сныпять метнул. Но люди поняли: это он в идола Велеса метил, просто слишком уж быстро кони несли. Вторую молнию он в корову послал, отбилась она от стада, возле каменного истукана на ночлег опустилась… И опять догадались люди: промахнулся их громовержец, это он снова в ненавистного идола хотел угодить. А колесница с грохотом уже дальше неслась. Стали молнии лес поражать – видно, в топь теперь метил Перун, и на крыши люди полезли увидеть получше – точно ли в топь. И когда уже были на крышах, тут заметили только: дом Удала горит. И его поразил Перун твердой своей рукой. Всем остальным в назидание! И трепет людей охватил: а как загорится все Селище? Хорошо ветра в ту ночь не было вовсе. Хорошо ливень не утихал. Прибежали люди к Удалу, топорами, бадьями, лопатами стали огонь отсекать. И добро помогли из амбара спасти, и скотину из хлева вывести. А только от дома Удалова все равно одни головешки остались – всем остальным в научение.
И понурили головы люди. И пошли по скользкой дороге – к домам своим невредимым. Шли, и думали: вот, снова стал с ними Перун говорить – не с одним Родовитом, а с ними со всеми, – снова бьет громовержец и милует, бьет их и милует своей могучей рукой. И не знали люди, до рассвета гадали: как же быть им теперь с последней Жаровой волей? Заяц с Уткой ее на закате в каждый дом принесли: всех домашних божков – Перуна, Мокоши, Дажьбога, Симаргла, Сварога и Стрибога тоже – завтра утром доставить на княжеский двор. А зачем? И надолго ли? И как же можно без них?
