Давно это было, не здесь, не в Селище еще люди жили. А только запомнилось им с той поры и крепко запомнилось: хорошо, когда на небе – один бог, а в дому – один князь. Теперешний их князь князь Родовит один был у Богумила сын, и у бога Перуна один он был за них, за людей, проситель. И за это люди почитали его не меньше, чем за твердое слово и храброе сердце.
Сныпятью их река называлась. Десять лун минуло уже с той поры, как увел Родовит свою дружину за Сныпять, в Дикое поле. А может, и дальше, может, и за Дикое поле увел – не знали этого люди. А только сердца их давно изболелись по мужьям, по отцам, по братьям своим. И когда полетело над Селищем долгожданное «цинь-цинь-цинь!» – из степи полетело – это дозорные первыми возвращающуюся дружину в степи заприметили, – по пальцам пересчитать тех можно было, кто не выбежал на высокий берег реки.
Вот первый палец – княгиня Лиска: никак она не могла из княжеского дома на берег бежать – в горячечных родах лежала. Вот второй палец – Мамушка, нянька ее верная, никак от княгини своей отойти она не могла. Вот третий палец – девочка, четырехлетняя Ягодка, маленькая княжна. Она стояла под домом, слышала, как мама ее, княгиня, стонет, воет, кричит и тоже от этого горько плакала. Вот четвертый палец – девушка Лада, единственная во всем Селище ворожея. Одною рукою она гладила Ягодку по голове, а другою рукою водила над большой деревянной бадьей. Плавали в бадье проросшие зерна. Вот и княгиня Лиска новым ростком сейчас прорастала. Никак не могла Лада на берег бежать – ворожила, зерна кружила рукой, чтобы княгине помочь.
А пятым, кто не пошел к реке, кто и так всё видел с крыши своей травяной – только не знали, спорили люди, каким именно глазом смотрит он в самую суть вещей: левым ли, правым? – левый глаз у него был к людям повернут, а правый только на небо смотрел, – это был Ляс, сказитель, старик, ноги у него уже почти не ходили.
Остальные все были на берегу. Стояли и жадно смотрели, как по желтой, пожухлой степи приближаются к Сныпяти люди, кони, повозки. Впереди всех осанисто, гордо ехал князь Родовит на буланом коне. Уезжали когда – на одних конях были, значит, повозки по дороге нашли, а может быть, у кого и отвоевали. Но про повозки между собой только те рассуждали, у которых ни муж, ни сын, ни брат в поход не ушел. Конечно, им интересно было, с каким гостинцем их князь возвращается.
А те, у которых в дружине был свой, родной человек, те сбились у самого края, чтобы прежде других его – своего разглядеть.
