Послюнявила Ягодка ладонь, потерла ею колено и услышала:
– Ягода! Жар! – это Мамушка спохватилась, прибежала пропавших детей искать. Потому что нельзя никому отлучаться, когда люди и боги между собой говорят.
За одну руку Ягодку ухватила, другой рукой Жара взяла и обратно их к капищу повела:
– Как не стыдно! Как можно! Перун видит всё!
Идет Ягодка, чуть хромает, не заплакать старается. А Жар вприпрыжку бежит, на сестру зеленым довольным глазом посматривает.
– Камень, дай огонь! Огонь, выйди из камня! – это кузнец Сила возле жаровни сидел, огонь развести не мог.
Увидел детей Родовит, крикнул:
– Жар! Сынок, пойди, помоги! Ты же можешь!
Вырвал свою руку у Мамушки Жар, грудь от важности выпятил. Подбежал к жаровне, воздуха в себя побольше набрал да как дунул огнем – так поленья и запылали.
Закивал Родовит:
– Спаси тебя бог, сынок!
И люди этому тоже обрадовались, улыбаться змеёнышу стали:
– Храни тебя Перун!
Быстро дым от поленьев до бычьего мяса добрался. Бычье мясо пробрал и вот уже к небу сизым запахом потянулся. Взялись тогда люди за руки и стали маленькими шажками по большому кругу ходить. А внутри этого круга Родовит посохом потрясал:
– Тот, чье имя вымолвить разом не хватит силы! О великий Пе…
– Пе… пе… – затянули мужчины.
– …рун! рун! рун! – с трепетом выдохнули женщины.
И Ягодка вместе с ними, как ни болело колено, потому что иначе нельзя:
– …рун, рун, рун!
– Мы – твои люди! Ты – наш повелитель! Окропи же, омой свою землю! Войди в нее! Осчастливь! – и застыл Родовит, и к небу обе руки воздел, и голову к небу закинул.
Видели, нет ли люди своих богов – вот до сих пор нерешенный вопрос. Но в том, что боги своих людей видели и о каждом их шаге знали, нет никакой загадки. И мольбы их слышали, и ароматы их жертвенных приношений вкушали. А безмолвствовали боги оттого, что хотели своих людей испытать. Больше Мокошь хотела, а Перун бывал ее капризам послушен.
Среди небесного сада стоял большой колодец из камня. Не вода в том колодце плескалась – синее небо. А в дни жертвенных приношений, – не синее небо – тучные ароматы. Опустит Мокошь в небесный колодец серебряную бадью, к губам ее поднесет, испробует аромат принесенного в жертву животного и Перуну бадью передаст. Вкусит Перун из бадьи и морщины на суровом его лицо разгладятся.
Было так и сейчас. Сначала из бадьи отведала угощения Мокошь, но все равно сказала с насмешкой:
– Их безропотность не от ума!
Потом вкусил из бадьи Перун. Огладил усы, улыбнулся:
