И Каманин, заметив, что «Скорая» отъезжает, отправился к себе наверх. Самому в своих мыслях разобраться, успокоить жену, позвонить на службу, чтобы предупредить и наконец выполнить обещанное: связаться с ФСБ и Генпрокуратурой. То, что здесь была попытка покушения, у него не оставалось сомнения.
И опять Егор Андреевич видел перед собой лежащего ничком на полу, среди битого стекла, шофера Володю с окровавленной головой. Это было очень плохо. Чрезвычайно. Но еще хуже… Каманин вдруг подумал, что смерть Володи сняла бы сразу многие проблемы…
Нет, он не был кровожаден до такой степени. И очень, в сущности, неплохо относился к своему шоферу, умевшему выполнять разнообразные, порой довольно деликатные поручения хозяина. Но Егор Андреевич знал, что абсолютной верности не бывает в жизни, а значит не стоит на нее и рассчитывать. Можно крупно ошибиться однажды. Не так посмотреть, обидеть ненароком, а как собеседник отреагирует на твой косой взгляд, да на тот же нервный срыв, в конце концов, неизвестно. Все мы — люди, все — человеки, и у каждого собственная, индивидуальная защитная реакция…
Вот и к этому тоже надо быть готовым.
Каманин поднялся к себе, жестом успокоил супругу, на которой в буквальном смысле лица не было, потом прошел в ванную, где умылся, после чего перешел в свой домашний рабочий кабинет, закрыв дверь поплотнее, попросив жену не беспокоить его, скинул пиджак, сел к столу и взял телефонную трубку.
— Из всего тобой нарисованного, Костя, — сказал Турецкий, к которому постепенно возвращалось так до конца и нерастраченное здоровье (и это несмотря на все старания и рисковые попытки!), — я понимаю лишь одно: на замминистра — не бог весть какая шишка! — совершено покушение. А он — эта самая шишка — успел поднять на ноги все службы. Но ведь у нас же просто так сегодня никого не убивают, исключая действия отморозков. Тем более заместителей министров! Вероятно, кому-то это было очень нужно. Он сам не сказал, надеюсь, кому?
— Почему надеешься? — усмехнулся Меркулов.
— А потому, что, если бы он сказал, ты бы мне эту хреновину ни в жисть бы не поручил. Тогда ж тут и делать нечего. Кто-нибудь другой из новых твоих любимчиков успешно бы отличился.
— Не наглей, Саня, — продолжал улыбаться Меркулов. — Он, между прочим, не мне звонил, а генеральному. И указание я для тебя лично получил свыше. Еще рано утром, когда ты в полуразобранном состоянии двигал в сторону работы. Ирина мне, естественно, объяснила причину ее нежелания обсуждать твое поведение, а Вячеслав, тот настоящий друг, он и причины не скрывал, и предугадал следствия. Так что, как видишь, мне совсем не надо было играть в Вольфа Мессинга. Ларчик-то просто открывается, если не сказать — примитивно. Ладно, поболтали, и будет. Ты, я вижу, уже пришел в себя и обрел чувство равновесия. Поэтому для начала предлагаю тебе связаться с технарями из ФСБ и посмотреть, что они раскопали на Кутузовском. Я думаю, что эксперты-взрывники уже закончили там свою работу. Обратишься к Федотову, ты его знаешь. Располагаешь указанием от нашего генерального: все службы максимально облегчают твою работу. Как обычно. Вот такие дела, Саня.
