— А, скажем, Багиров, он как?
— Не уверена, вряд ли, он же определяет Ближний Восток.
— Благодарю вас. И последнее. Вы не чувствовали в последнее время, что у вашего супруга назревали неприятности? Я не имею в виду тот взрыв. О нем, само собой, мы не рассуждаем.
— Нет. Да Егор Андреевич и не… любил распространяться по поводу своих служебных дел.
— Он ни с кем резко не разговаривал, например, по телефону?
— Не-ет… — неуверенно сказала Елена Сергеевна. — В последнее время что-то не припомню. Правда, был у него один не очень, как мне показалось, приятный разговор, и вот именно с Багировым, о котором вы только что упомянули. Тогда чуть до крика не дошло. Что для Егора Андреевича совершенно нехарактерно. Отнюдь!
— О чем шла у них шла речь, вы, конечно, не слышали?
— Да как вы могли даже предположить?!
— Ради бога извините, я не хотел вас обидеть. Но вы сами сказали, что разговор был громкий.
— Но не настолько, чтобы я позволила себе прислушаться! У нас такое не принято!
Не характерно! Не принято! Это — у них-то… А ты, Турецкий, теперь ищи…
— А после того разговора… кстати, когда он был? Этот Багиров у вас больше не появлялся?
— Так, давайте по порядку. Разговор состоялся, кажется, через два дня после взрыва. Я еще, помню, удивилась, чего это Маратик не позвонил, даже не поинтересовался здоровьем патрона? Обычно такой приветливый… обязательный… А после? Нет, не появлялся. Так они ж на своей Смоленке по сто раз на дню наверняка встречаются.
— А охранники у вас откуда?
— Не знаю. Егор Андреевич сказал, что некоторое время нам придется поездить с ними.
— Все, больше у меня вопросов к вам нет. Разрешите откланяться. Постарайтесь пережить ваше горе, глубоко вам сочувствую. А я обещаю вам, что преступников мы найдем…
Она приподняла голову, глаза ее яростно сверкнули, но… также быстро потухли, и она прошептала:
— Дай бог…
Покидая этот дом, Александр Борисович не мог отделаться от ощущения, что во время несколько сумбурного разговора, даже и не допроса, Каманиной он что-то упустил, словно мелькнуло нечто важное, какая-то мысль, но он не успел ухватить ее за хвост и — отмахнулся. А теперь думал, что жаль, надо было, как говорят, остановиться и оглядеться.
Так о чем же, о чем?.. С чем конкретно она была связана? Каков повод?
Он даже остановился на лестничной площадке. И вопреки обычаю — курить исключительно в комфортной обстановке, в обществе, к примеру Вячеслава Ивановича, либо в собственном кабинете именно потому, что указаниями Генпрокурора и его административными овчарками курение в служебных кабинетах категорически не приветствовалось, закурил. Но надо же хоть в чем-то отстаивать свое право на индивидуальность!
