- Говоришь, место тут твое, - с притворной издевкой сказал я. - А это все тоже твое?
Мальчишка проследил взглядом за движением моей руки, указавшей сразу и на реку, и на луга - на все окружающее нас, а потом ответил с упрямством:
- Мое!
- Вот даешь, - одолевал меня смех, а про себя подумал: "А ведь верно он говорит - его все это".
Наполненный фантазией, разбуженной во мне сказочной прелестью утра, я нашел, что волосы юного рыболова похожи на жаркое солнышко, а глаза - искры неба в степном ковыле. Молодой задор его был сродни озорству и силе рассвета.
К этому времени солнце взобралось уже довольно высоко, и я стал сматывать удочки. Рыжий, видя это, стал разматывать свои.
- Ну, садись на любимое место, - хлопнул я его по плечу. - Любуйся своей речкой... А зовут-то тебя как?
- Юркой, - смягчился мой знакомый.
Когда я вытащил из воды садок с пойманным карасем-красавцем и тот шумно завозился, Юрка бросил на рыбу завистливый взгляд. Заметив это, я хотел порадовать мальчишку. Ведь и в самом деле, он спешил сюда, а место прикормленное оказалось занятым. Получается, что я украл у него частицу радости.
- Бери карася, - протягиваю садок Юрке. - Он тоже твой. Ты его, поди, здесь привадил прикормом.
Юрка поднял на меня глаза, брызнувшие синевой, нагнулся над садком и вытащил оттуда... карася, того, что величиной с ладошку.
- Я большого сам поймаю, а этот пусть подрастет.
Юрка бросил карасика в воду, и тот сразу же скрылся под водой. Сделав заброс, рыжий всем своим видом дал понять, что меня для него больше не существует. Он пристально следил за поплавком, ожидая поклевки.
А я потихоньку, чтобы Юрка не заметил, собрал с травы обрывки бумаги, в которую завертывал насадку, и сунул в карман.
