– это повиновение, повиновение моей воле, абсолютное, безграничное, без которого я ни за что не ручаюсь в настоящем и ничего не обещаю в будущем».
Хозяин (пощелкивая по своей табакерке и поглядывая на часы). Дьявольская баба! Упаси меня, господи, повстречаться с такой!
Трактирщица. Терпение, терпение! Вы ее еще не знаете.
Жак. А в ожидании этого, прекрасная хозяюшка, не перекинуться ли нам словечком с бутылочкой!
Трактирщица. Господин Жак, мое шампанское придает мне красоту в ваших глазах.
Хозяин. Мне уже давно хочется задать вам один, быть может, нескромный вопрос, и я больше не могу удерживаться.
Трактирщица. Задавайте.
Хозяин. По-моему, вы родились не в харчевне.
Трактирщица. Да, это так.
Хозяин. Вы принадлежали к более высокому кругу и попали сюда в силу необыкновенных обстоятельств.
Трактирщица. Не отрекаюсь.
Хозяин. Не прервать ли нам на минутку историю госпожи де Ла Помере?
Трактирщица. Невозможно. Я охотно рассказываю чужие похождения, но не свои. Скажу вам только, что я воспитывалась в Сен-Сире36, где мало читала Евангелие, но читала много романов. От королевского аббатства до харчевни – большой путь.
Хозяин. Я удовлетворен; будем считать, что я у вас ничего не спросил.
Трактирщица. В то время как обе наши ханжи служили назидательным примером и добрая слава о их благочестии и святости распространялась по округе, госпожа де Ла Помере внешне выказывала маркизу уважение, дружбу и полное доверие. Он неизменно встречал радушный прием, его не бранили, на него не дулись даже после долгого отсутствия; он посвящал ее в свои любовные похождения, и она притворялась, будто они ее искренне забавляют. Она давала ему советы в трудных случаях и изредка заговаривала о браке, но таким безразличным тоном, что нельзя было заподозрить с ее стороны никаких личных мотивов. Когда маркиз иногда обращался к ней с теми нежными и галантными речами, которых нельзя избежать по отношению к бывшей возлюбленной, она либо улыбалась, либо не обращала на них внимания. Если послушать ее, то сердце ее безмолвствовало: она-де сама не подозревала, что для ее счастья достаточно было такого друга, как он, а кроме того, годы якобы брали свое и темперамент ее охладевал.
«Как! У вас ничего нет, в чем бы вы могли мне признаться?»
«Нет».
«А молодой граф, дорогая моя, который так настойчиво ухаживал за вами в пору моего владычества?»
«Я перестала его принимать, и мы больше не видимся».
«Необычайная причуда! За что вы его отстранили?»
