Хозяин. Как поживает твоя голова?
Жак. Не хуже перекладины, против которой она устояла.
Хозяин. Возьми простыню в зубы и тереби покрепче… Что ты чувствуешь?
Жак. Ничего; кувшин как будто цел.
Хозяин. Тем лучше. Ты, кажется, хочешь встать?
Жак. А как же, по-вашему?
Хозяин. По-моему, тебе следует лежать.
Жак. А я думаю, что нам следует позавтракать и ехать дальше.
Хозяин. Где твоя лошадь?
Жак. Я оставил ее у прежнего владельца, честного человека, порядочного человека, который взял ее назад за ту же цену, за какую нам ее продал.
Хозяин. А знаешь ли ты, кто этот честный, этот порядочный человек?
Жак. Нет.
Хозяин. Я скажу тебе по дороге.
Жак. Почему же не сейчас? Что за тайна?
Хозяин. Тайна или не тайна, а не все ли равно, узнаешь ли ты сейчас или позже?
Жак. Да, все равно.
Хозяин. Но тебе нужна лошадь.
Жак. Трактирщик, вероятно, с охотой уступит одну из своих.
Хозяин. Поспи еще немного, а я об этом позабочусь.
Хозяин спускается вниз, заказывает завтрак, покупает лошадь, возвращается к Жаку и застает его одетым. Вот они подкрепились и пускаются в путь: Жак – утверждая, что неприлично уезжать, не отдав ответного визита горожанину, у ворот которого он чуть было не лишился жизни и который так любезно оказал ему помощь; Хозяин – успокаивая его по поводу такой щепетильности заверением, что он хорошо вознаградил служителей горожанина, донесших раненого до трактира. Жак же, в свою очередь, возражал, что деньги, данные слугам, не снимают с него обязательств перед их господином, что таким поведением вызывают в людях сожаление о совершенном благодеянии и отвращение к нему, а на себя накликают славу неблагодарного человека.
– Я слышу, сударь, все, что этот горожанин говорит обо мне, ибо он сам сказал бы то же, будь он на моем месте, а я на его…
Они выезжали из города, когда им повстречался высокий, крепкий мужчина в отороченной тесьмой шляпе, в платье с галуном на любой рост; он шел один, если не считать двух бежавших впереди него собак. Не успел Жак его заметить, как мгновенно соскочил с лошади, воскликнул: «Это он!» – и бросился ему на шею. Ласки Жака, казалось, очень смущали хозяина собак; он тихонько его отпихивал и говорил:
– Сударь, вы оказываете мне слишком много чести.
– Нисколько; я обязан вам жизнью и, право, не знаю, как вас отблагодарить.
– Вы не знаете, кто я.
– Разве вы не тот предупредительный горожанин, который оказал мне помощь, пустил кровь и сделал перевязку, когда моя лошадь…
– Да, это так.
