«Это ты, крестник? Откуда тебя несет и зачем пришел в такую рань?..»
Крестный действительно питал ко мне дружбу, а потому я откровенно сказал ему:
«Дело не в том, откуда я иду, а как вернусь домой».
«Ах, крестник, ты становишься распутником; боюсь, что сын мой и ты – два сапога пара. Ты не ночевал дома».
«Отец полагает, что я не вправе так себя вести».
«Он вправе считать, что ты не вправе так себя вести. Но сперва позавтракаем, бутылка нас умудрит».
Хозяин. Жак, у этого человека были здравые взгляды.
Жак. Я отвечал ему, что не хочу ни пить, ни есть и что умираю от усталости и желания выспаться. Старик Черт, который в молодости не спасовал бы в таких делах ни перед кем, добавил, ухмыляясь:
«Эй, крестник, вероятно, она хорошенькая и ты не клал охулки на руку? Вот что: сын мой вышел; ступай на чердак и ложись на его постель… Но еще словечко перед тем, как он вернется. Он – твой друг; когда вы будете наедине, скажи ему, что я им недоволен, очень недоволен. Его развратила мне одна девчонка, Жюстина; ты ее, наверно, знаешь (кто из деревенских парней ее не знает!); ты окажешь мне настоящее одолжение, если отвратишь его от этой твари. Прежде это был, как говорится, отличный малый; но после злосчастного знакомства с ней… Да ты не слушаешь; у тебя глаза слипаются. Ступай отдохни…»
Иду наверх, раздеваюсь, поднимаю одеяло, простыни, щупаю повсюду: никакой Жюстины! Тем временем Черт, мой крестный, говорит:
«Ах, дети, проклятые дети! И этот тоже огорчает своего отца».
Не найдя Жюстины на кровати, я заподозрил, что она находится под ней. В конуре царила кромешная тьма. Наклоняюсь, щупаю, вожу руками, наталкиваюсь на ее руку, схватываю ее и притягиваю к себе; Жюстина, дрожа, выползает из-под лежака. Я целую ее, успокаиваю, подаю ей знак, чтоб она легла на кровать. Она складывает руки, падает к моим ногам, обнимает мои колени. Если бы было светло, я не устоял бы перед этой немой сценой; но когда потемки не внушают страха, они внушают предприимчивость. К тому же ее прежние отказы бередили мне сердце. Вместо ответа я пихнул ее к лестнице, ведущей в лавку. У нее от страха вырывается крик. Черт, услыхав его, говорит:
«Он бредит…»
Жюстина стала терять сознание; ее колени подкосились; в отчаянии она шептала глухим голосом:
«Он придет… он идет… вот он поднимается… Я погибла!»
«Нет, нет, – отвечал я тихо, – не бойся, молчи, ложись…»
Она продолжает отказываться; я стою на своем; она уступает, и вот мы друг подле дружки.
