— Помяни мое слово, — говорила мать. — Она разойдется с мужем. У нее свои планы. Вот и Алия говорит, что она перешла на телевидение, чтобы подцепить этого самого Мухтара. Ради бога, пусть цепляет кого хочет, лишь бы от тебя отцепилась.
«Может, так оно и есть», — думал Заур. Может, был выбор: Мухтар и он, Заур. И выбор сделан, и не в пользу Заура. Победу одержала солидность, более прочное, более самостоятельное и независимое положение в жизни, шанс на артистическую карьеру. Поэтому она и не звонит.
Прошло десять дней, а она не звонила, и лишь однажды он увидел ее случайно, мельком — на экране телевизора. И много позже, когда все уже было окончательно решено, она рассказала ему о том дне, о нескольких часах, изменивших русло ее жизни.
Да, Тахмина наконец решилась и набрала номер.
— Да, да, — ответил низкий женский голос. — Я слушаю, — повторил он три секунды спустя.
Тахмина протянула руку, чтобы повесить трубку, но остановилась, перевела дыхание и сказала, зная, что этими словами решается все:
— Попросите Манафа.
Теперь на другом конце провода наступило молчание, вызванное замешательством, и тогда Тахмина сказала фразу, которую репетировала целый день:
— Раз уж я позвонила по этому номеру, значит, я знаю, что он у вас. Так попросите, пожалуйста, его к телефону.
Видимо, они совещались — телефон молчал. Потом послышались шаги, а затем и голос Манафа — испуганный и нерешительный голос человека, готового отказаться от самого себя, готового утверждать, что он это вовсе не он, а кто-то другой
— Да.
— Это я, Манаф, Тахмина, — сказала она и на миг испугалась, что с ним может случиться обморок, но пути назад уже не было. — Теперь, надеюсь, тебе ясно, что я знаю обо всем, знаю, что ты не в командировке, не в Тбилиси, а в Баку у Раи. — Ей хотелось назвать и фамилию, и адрес, но это было бы уж лишним. Причем я знаю об этом уже давно. Так вот, я никогда не устраивала тебе сцен и сейчас не собираюсь. Но я хочу, чтобы ты приехал на полчаса сюда, ко мне, и мы с тобой решим один важный вопрос. Мы должны развестись.
Ни единого слова, ни единого звука не издал Манаф, и лишь когда Тахмина спросила: «Ну что, сможешь ты приехать?» — он еле выговорил одно-единственное слово:
— Хорошо.
Он приехал минут через двадцать бледный как смерть. Ей стало бы даже жаль его, если бы он не был ей так отвратителен.
— Мы должны развестись, Манаф, — сказала она. — И немедленно. Дальше так продолжаться не может. У меня есть знакомый судья, и формальности будут исполнены быстро.
