Она вспомнила, как впервые увидела Мелиссу в роддоме, через несколько часов после ее рождения; тогда в ее крошечных чертах она узнавала только Ивена. Ничего общего с Робин, исключая светло-земляничный цвет волос. Ивен никогда не выглядел таким безмерно счастливым, как в тот день.
На обратном пути она сидела, вцепившись в ручку дверцы машины, слезы медленно стекали по ее щекам, а Дэвид подпевал, слушая по радио какую-то оперу. Шон говорила себе, что плачет от счастья за Ивена, но в глубине души знала, что настоящая причина ее слез менее благородна: к радости Ивена она не имела никакого отношения.
Позднее Ивен сказал ей, что то участие, которое он принимал в рождении ребенка, было самым восхитительным впечатлением в его жизни. Эти слова заставили ее снова разозлиться на Дэвида за то, что он оставил ее одну, когда родились их дети.
– Там было пятьдесят человек, дорогая, – сказал он ей на другой день после рождения близнецов. – Трудно умудриться оставить тебя одну.
Она не потрудилась указать ему на то, что присутствие пятидесяти чужих людей не заменяет отсутствия одного мужа. Уже тогда она должна была понять, что, состоя в браке с Дэвидом, всегда будет оставаться одна в трудные минуты жизни. Но она быстро усвоила этот урок и, когда пришла пора рожать Хэзер, уже не просила его остаться с ней. Он ждал в комнате для посетителей вместе с ее отцом, который удивлялся поведению Дэвида, но не проронил ни слова.
Вот и последняя фотография. Мелисса смеется в объектив, сидя на высоком стульчике, рука с зажатой в ней ложкой поднята вверх в знак триумфа, кусок какой-то еды расплывчатым пятном парит в воздухе. Шон улыбнулась.
Иногда ей хотелось показать Ивену старые фотографии Хэзер, но она, конечно, этого не делала. Не оказывалось подходящего повода. Для посторонних Хэзер была закрытой книгой. Шон рассматривала эти фотографии, только когда оставалась одна. Она изумлялась тому, что девочка была блондинкой. Хэзер казалась извлеченной из генетического фонда, не имевшего ничего общего с Шон и Дэвидом. Люди иногда спрашивали у нее (некоторые с грубой прямотой, которая ее не задевала), не приемная ли Хэзер дочь? Шон только улыбалась. Конечно, она мать Xэзер, а Дэвид – ее единственный возможный отец. Но иногда у нее возникало ощущение, что Хэзер была только одолжена им на время. Казалось, она вообще не принадлежала этому миру.
Ивен прервал ее мысли:
– Сегодня ты не выглядишь такой испуганной, как вчера.
