Дэвид так обрадовался, как будто она предложила ему заняться с ней любовью.
– Если ты окажешь мне взаимную услугу, – сказал он. – Я сидел на земле.
Она попробовала несколько поз, прежде чем положить голову ему на колени. Он установил фонарик на сумке и расчесывал пальцами ее короткие волосы. Ему нравилась их густая шелковистость. Это был первый случай, когда представилась возможность погладить ее волосы, с тех пор как она их остригла. Не было счастья, да несчастье помогло.
– У тебя был удачный день, – сказал он, снимая клеща с ее виска.
Она кивнула.
– Как себя чувствует Мег?
– Теперь уже неплохо. Хотя там ей было совсем нехорошо.
– Мне кажется, что она лесбиянка.
– Да, она лесбиянка.
– Откуда ты знаешь? – Шон подняла голову, чтобы взглянуть на него.
– Она сама мне сказала. – Он ждал ответа, приготовившись защищать Мег от атаки. Хотя это было не в духе Шон. Она всегда занимала позицию «живи и давай жить другим» в делах такого сорта.
– Она слишком хороша для Тэсс, – заметила Шон.
– Я тоже так считаю. Чересчур хороша.
Дэвид осмотрел спину Шон, затем приподнял эластичную резинку ее трусиков. – Сними их.
– Нет. – Она села и повернулась к нему спиной, снимая лифчик. Затем надела майку – собственно говоря, это была одна из его маек, в которой любила спать. Она выглядела в ней более привлекательной, чем в самом откровенном неглиже.
– Давай, – сказал он.
– Я абсолютно уверена, что там их нет. Давай я осмотрю твои волосы.
Она очень доходчиво давала ему понять, что рассчитывать особенно не на что. А он-то уже размечтался. Впредь надо быть осторожнее. Хорошо уже то, что они сделали маленький шажок навстречу друг другу.
Но когда Дэвид снял брюки, он обнаружил трех клещей, высоко взобравшихся по его ляжкам. И это только на той части тела, которая была ему видна. Шон уже укрылась простыней и закрыла глаза. Он не мог попросить ее о помощи. Кто захочет добровольно бередить свою рану?
Он загасил лампу и лег рядом с ней. Боже, как темно! И дальше будет все темнее с каждым днем, потому что луна пошла на ущерб.
Господи, не дай мне ослепнуть!
Это была его единственная молитва. Более тридцати лет он повторяет ее перед сном, с тех пор как впервые осознал, что это значит – быть слепым. Мать всегда говорила ему, чтобы он не беспокоился по поводу своего зрения, потому что они с отцом были слепыми от рождения. Потом он узнал, что это не совсем так, но тогда, в детстве, эта мысль успокаивала его. Потому что Дэвид не мог представить себе ничего более страшного, чем неуклюже шарить в темноте, подобно своим родителям.
