Мег подняла камеру с вставленной в нее толстой линзой и направила ее на Тэсс. Шон моргнула, когда услышала щелчок затвора объектива. Она попыталась представить себе, какие чувства будет испытывать Мег через несколько недель, когда станет рассматривать фотоснимки своей холодной и непреклонной подруги и вспоминать то грубое желание, что вдохновляло ее.
– Меня просто прожгло прямо через рубашку, – сказала Робин, прикладывая руку к плечу.
Тэсс умудрялась большую часть времени держать каноэ в тени, отбрасываемой берегами. Она перемещала каноэ с одной стороны потока на другую после каждого поворота. Но когда солнце их настигало, оно обжигало кожу подобно горячему металлу. Бедра Шон покраснели. Она одна была в шортах. Она проигнорировала предупреждение Ивена о царапинах, укусах насекомых и солнечных ожогах. Просто было слишком жарко, чтобы носить длинные брюки.
– Впереди дерево! – крикнул Ивен. Упавшее дерево перегораживало большую часть потока, и Шон подумала, что им, может быть, придется перетаскивать каноэ в обход дерева по берегу. Но Тэсс, как опытный навигатор, сумела провести лодку сквозь узкое пространство, отделявшее верхушку дерева от берега; Ивен помогал ей, орудуя веслом. Майка Ивена потемнела от пота. Шон почувствовала, как ее рубашка тоже прилипает к груди и спине. Это напомнило ей другой мучительно жаркий день, когда они с Дэвидом, много лет назад, совершали на каноэ прогулку по каналу в Джорджтауне. От жары у них болели головы, они перестали грести и легли в дрейф. Когда солнечный жар стал невыносимым, она потихоньку перевесилась через край каноэ, и оно перевернулось. Дэвид зачарованно наблюдал за ней, не в силах поверить, что она и впрямь сделает это. Ему следовало бы знать ее лучше.
– Ты сошла с ума! – сказал он, когда они вынырнули на поверхность теплой, грязной воды. Но в его голосе звучал смех. Он схватил ее за руку и потянул вниз. Когда они вынырнули, их головы оказались в воздушном мешке под лодкой. Он поцеловал ее в темноте. Потом запел «Мемори» из «Кошек». Это была одна из немногих песен, слова которой Шон знала. Под днищем каноэ был потрясающий резонанс, гулкое эхо сопровождало их пение, пока они вместе с лодкой плыли вниз по каналу. Когда они закончили песню и вынырнули на поверхность, случайный прохожий на берегу наградил их аплодисментами.
Сейчас она смотрела на Дэвида, сидевшего на другой стороне каноэ, и ей захотелось спросить у него, помнит ли он канал в Джорджтауне, но Шон не смогла этого сделать. К чему было напоминать ему о лучших временах? И зачем было самой вспоминать о них?
