Широкая асфальтовая дорога течет мимо одинаковых зданий, напоминающих грибы, выросшие после дождя. Здания эти похожи на упаковочные коробки, в которых кто-то проделал отверстия для окон и застеклил их темным стеклом. Большинство коробок пустуют — компании разоряются одна за другой и уезжают из райского уголка в более скромные и дешевые штаты Америки. Процветает только религиозный центр, в избытке производящий туманное облако проповедей. Второй процветающей фирмой в округе является компания Пусика, которая, в отличие от проповедников, производит вполне осязаемые предметы материального мира.
Я мысленно возвращаюсь к той цепи событий, которые привели меня в эту странную точку жизненного пространства и времени. Начиналось все хорошо, но когда же впервые у меня в груди и в желудке возникло странное посасывающее тревожное чувство, которое, наверное, возникает в роковые моменты судьбы, засасывающей тебя в водоворот событий, которые ты уже не в силах изменить, и только подсознание отбрасывает смутную тень из будущего на действительность и шепчет тебе: «Берегись, берегись, берегись…»
Огромный, не вполне чистый, трясущийся автобус, совершенно не соответствующий представлениям бывшего советского человека о загранице, а тем более о цитадели империализма и крупнейшей и богатейшей стране Запада, вез меня с центральной автобусной станции Манхеттена в аэропорт имени Кеннеди. По представлениям моей юности, прошедшей под сенью марксизма-ленинизма, такой автобус мог передвигаться только где-нибудь в африканской стране, вставшей на осознанный курс социалистического строительства и утилизирующей отрыжку прошлых ошибок в виде доставшегося в наследство от колонизаторов проржавевшего допотопного средства передвижения человеческих тел с сиденьями черными от пота и грязи тысяч перевезенных им аборигенов.
За рулем автобуса сидел сморщенный китаец, почти совершенно ничего не понимающий по-английски и, казалось, умеющий произносить только названия остановок, да и те с жутким акцентом. Совершенно непонятно было, каким образом он умудрялся управляться с огромной рычащей неповоротливой махиной, набитой разношерстной публикой — лопочущими японцами, слегка помятыми, но не утратившими остатки лоска туристами из Европы, совершенно бандитского вида группой странных мужчин, молчаливых, в грязных одеждах и подозрительным образом не имевших абсолютно никакого багажа. В соседнем ряду сидели веселые старушки в кружевных белых воротничках, замотанные в длинные серые платья, и православный, невесть откуда взявшийся поп с круглым, довольным и лоснящимся лицом, похожим на свежевыпеченный блин.
