Блейд закрыл глаза, а кулаки стиснул так, что ногти впились в ладони. Он ожидал боль, но вместо нее обрушился оглушительный шум. Какая там бормашина — так ревет реактивный двигатель! И эта тьма вокруг… Ее можно осязать… Она дрожит, сотрясается, пульсирует, как желе, которое кто-то яростно перемешивает… А рев тем временем вгрызается в уши. Этот звук рвет барабанные перепонки, сверлом дырявит мозг. Напряжение лицевых мускулов подсказало Блейду, что рот его раздернулся в вопле, но крика он не услыхал. Волны жуткой вибрации разливались внутри, не оставляя места даже страху. Наконец это дьявольское крещендо исчерпало себя, и на странника каменной плитой навалилась тишина, погребая его во тьме и холоде.
Незнакомый мир приветствовал Блейда жужжанием насекомых. Мохнатые пчелы и бронзовые жуки копошились в высокой траве, перелетали с былинки на листок возле самого лица. Слух с жадностью впитывал эту тихую музыку пригретого солнцем луга. Какое счастье… Он все-таки не оглох… Не оттого ли, что ужасный рев звучал лишь в воображении?
Трава, жесткая и острая, как осока, покалывала и щекотала кожу, затылок налился свинцом. Блейд оторвал его от земли осторожно, будто боялся расплескать боль, затем медленно сел и осмотрелся. Сонный травяной мирок пришел в волнение, затеяв пеструю мельтешню, но жужжание и гул стерлись и поблекли, заслоненные новыми впечатлениями.
Рассвет еще только занимался, над травой висела туманная дымка, но вызолоченный солнцем край неба и безмятежная голубизна обещали погожий денек. Из белесой мглы поднимались шесть темных, геометрически правильных силуэтов. Шесть гигантских башен. Мрачные громады взлетали ввысь на милю, а то и больше.
Оглянувшись, Блейд обнаружил, что сидит у подножья седьмого колосса на краю огромного круга — добрых три мили в диаметре. В центре виднелась проплешина, ровная и голая, как плац. Это пространство было вымощено, и желтовато-белые плиты ослепительно искрились в лучах восходящего солнца. Взгляд странника побежал вверх по стене башни, нависавшей над ним чудовищной колонной. Стараясь добраться до верхушки, он едва шею не свернул; потом закружилась голова. Вместе с головокружением накатила странная фантазия: Блейду почудилось, что этот подпирающий небо столп сейчас рухнет, обвалится прямо на него и похоронит под обломками.
Башни, формой неотличимые друг от друга, рознились только цветом. Громадина, у подножия которой замер странник, темно-зеленым глянцем напоминала спелый плод авокадо. Слева от нее высилась оранжевая махина, а дальше по кругу — облитая синевой, золотисто-желтая, пламенеющая красным, матово-черная, как уголь, и сверкающая белизной. И все они, кроме черной, нестерпимо ярко сверкали в лучах солнца.
