Однако попытки воззвать к голому расчету закончились полным провалом. Мир-Каза презрительно фыркнула:
— Ну что за чепуху ты несешь?! Кем бы мы были без преклонения Низших? И что каждый из нас может обрести в жизни, кроме права подчинять себе все больше и больше подневольных скотов? — Она пожала плечами. — За это мы согласны платить любую цену. Благодаря Мудрости Войны сражения нас не разоряют, а Мудрость Мира ограничивает наши желания. Но что сталось бы с нами без этого права подчинять себе Низших? Мы бы погрязли в войнах или безумной роскоши, стали бы рядиться напоказ или же закатывать пиры на зависть соседям. Подобная невоздержанность — верный путь к гибели!
— Однако мы так и живем в Англии уже много веков, — не сдержался странник. — И неплохо живем.
— Ну да, живете. И у вас нет Низших. Пусть так… Вам они ни к чему. Но что будет без них с Мелноном? Башни обрушатся в пыль, и обломки их порастут сорной травой, так что не останется и памяти о Мелноне.
В душе Блейда крепла уверенность, что Мелнон не заслуживает иной судьбы.
Да найдется ли тут хоть что-нибудь достойное подражания? Вся жизнь Высших — это череда шутейных битв, мелких интриг и сплетен. Скудная, как их трапезы, пресная, словно вкус здешней синтетической пищи, и однообразная, будто цвета одеяний. Странно, что все эти люди еще не перемерли от скуки.
Наверное, только право измываться над слугами, запугивать, пытать и казнить уберегает Высших от безумия. Утолив таким образом жажду крови, бойцы охотней подчиняются Мудрости Войны. Не находишь себе места от гнева? Выплесни его на жалкую тварь! Пусть она корчится в агонии у тебя на глазах! И тогда на Равнине Войны ты не уронишь достоинства мелнонского ратника. Как ни омерзительно, но в этом есть какая-та дьявольская, извращенная логика.
* * *
Еще несколько недель Блейд оставался в неведении относительно планов королевы. Это было не самое лучшее время в его жизни. Мир-Каза только входила во вкус наслаждений, а страннику они уже порядком приелись.
По своей воле он никогда бы не увлек в постель женщину такой могучей стати, ненасытную и свирепую.
Любовная игра представлялась королеве чем-то вроде вольной борьбы, и к концу второй недели все тело Блейда расцветили синяки. К счастью, Мир-Каза никогда не возмущалась, если ей платили той же монетой, иначе странник уже давно лишился бы головы. Он теперь знал наверняка, что в этой женщине тлеет огонек безумия, что для нее боль неразделима с наслаждением, вот только затруднялся сказать, предпочитает она мучить или мучиться.
