Человек на паранойяльной стадии делает большой шаг вперед в направлении «по ту сторону границ реальности», он предельно символизирует все объекты, причем придает им одно значение, именно то, что они все являются признаком какого-либо отношения к нему лично. Депрессия отбрасывает эту семиотичность. Она как бы говорит: «Нет, никаких знаков не существует, то, что ты принимал за знаки, это вещи; то, что ты принимал за символ пристального отношения к тебе, это не символ – это реальная вещь». И эта реальная вещь и есть преследователь. Он выходит из реальности в психоз посредством преодоления знаковости, превращения паранойяльных знаков в запредельные экстраективные вещи. Галлюцинации – это уже не знаки, они воспринимаются не как символы чего-то или кого-то, а как сами эти кто-то и что-то. Вот почему так важна депрессия в формировании шизофренического персекуторного мышления. (В случае парафренного бреда величия, как можно предположить, имеет место гипомания (см. также [Руднев 2001b]); будучи обратной стороной депрессии, она делает по сути то же самое – превращает знаки особого отношения к субъекту в значительность самого субъекта, превращает самого субъекта из символа преувеличенного отношения в живую вещь, субъект величия – Наполеона, Иисуса и т. п.).
Парадоксальным образом, паранойяльная проекция, помноженная на депрессивную интроекцию как результат псевдометаболизма, дает в качестве синтетического возврата нечто гораздо большее, чем проекция, – экстраекцию. И если уже мы прибегли к телесно-организмической метафорике Ф. Перлза, то можно сказать, что после того как на депрессивной стадии личность пытается переварить интроекцированный проект и у нее ничего не получается, он выделяется, экстраецируется наружу во всей своей запредельной инореальностной материальности – в виде кала [Перлз 2000]. Это и есть преследователь-экстраект, большой «Плохой», который уже не имеет ничего общего с посюсторонней семиотикой, – это психотическая реальность, это мистер Хайд.
Откуда же берется Преследователь, из каких образов он материализуется? Таких образов, кляйнианских первичных объектов, немного – всего три, в сущности: мать, отец и сам субъект. Человеку достаточно в подходящий момент посмотреть на себя в зеркало, и образ преследователя готов. Вот он, самый страшный преследователь, само Я, преследующее alter ego. Р. Лэйнг пишет по этому поводу:
У игры с зеркалом могут быть своеобразные варианты. Болезнь у одного человека началась совершенно явно, когда он взглянул в зеркало и увидел там кого-то другого (по сути – свое собственное отражение) – «его». «Он» должен был стать его преследователем в параноидальном психозе. «Он» был подстрекателем заговора с целью его убить (то есть пациента), а он пациент должен был «стрелять в „него“» (в свое отчужденное «я»)
