Когда сии разны таинства восходят на Паркъ Каррика, они сбираются вместе и дают клятву въ Церкви Каррика:
Мы клянемся, что станем веройю и правдойю хранить наши таинсва. И правила все и уставы будем блюсти. И всяку ошибку, кою отыщем в наших ремеслах, будем карать, не щядя никого изъ любови и худа не причиняя изъ зложелательства. И мы станем защищать ремесло свое и другого отъ всякого врага, что явится средь насъ. Да помогут намъ все святыя.
Опосля сего обряда в Парке Празнество продолжается пять дний — съ пированьем да любовию. На третий день представляют «Mysterium Mysteriorum» — «Таинство таинств», Однакоже новички могут смотреть его токмо подъ страхомъ смерти лютой. А остальное время Празьнества диревенские и градские съ всей страны приходят въ Каррикъ, какъ и прохвосты всехъ сортов — драчюны, тяглецы, щоголи, фаты, монахи, студентишки, жокеи да шулеры. И что хуже всего — оставляют они за собою хворобы, непристойных женщинъ, непреличьных девок, попрошаек и плачущих младеньцев.
Празниство сие проходит въ Каррике все время, что хранит человеческая память. Люди говорят, оно появилось, когда возникла древняя стена, что раздробляет сию часть Острова.
Вечером пятаго дня престоит мне снова пуститься въ путь. Я рассказалъ градскаму апотекарю Каррика о моей вечной беде — безсоннице, коя ведет къ меланхолии. Сей мудрый мужъ, знатокъ своего таинства, далъ мне снадобъе, с коим смогу я наконец засыпать: возьмите равные доли семянъ чорной белены, плевла, чорнаго мака и сушеныя корения вереска; растолочите все очень мелко въ медной ступке; вы заснете крепко вельми — даже мертвым сномъ — въ зависимости отъ принятой меры.
Я нашел сие снадобъе, благосклонный читатель, превосходным средствомъ.
Многие слова на этих страницах оказались мне незнакомы, хотя общий смысл я уловил. Клятва была подчеркнута чернилами. Но как понять сей отрывок, я не знал — мне нужно было услышать мнение комиссара Блэра.
Потом я расшифровал запись монолога Кеннеди, меняя порядок слов на обратный; около полуночи я разделся и собрался лечь. Я выключил свет и посмотрел в окно. Ночь в этот час была туманной, шел дождь, но такой мелкий, что едва шелестел по крыше. Мне показалось, что подле Утеса я на мгновение заметил движение за внешней оградой бараков. Но если там что-то и мелькнуло, оно было такое серое, что сливалось с серостью тумана. Я смотрел, смотрел, пока глаза мои не заныли от тщеты проникнуть в непроницаемое; потом сдался и лег спать.
