на временность их пребывания на планете. Да и религия помешала
им встать на путь генной инженерии, открыть в каждом невероятные возможности разума. Самим додуматься совершенствовать себя не технически, а биологически. Теперь я, Караманов, приверженец абсолютного разума, основательно займусь этим. Я прорву «прагматический смысл» жизни homo sapiens, искореню в
их генном ансамбле сосредоточенность на частном, несущественном. Необходимо оторвать человека от всего человеческого и предложить новым существам соотносить себя с космосом. «Ой, какой красивый букет, какой замечательный художник, какая великолепная архитектура, элегантный костюм, автомобиль, какая женщина!» — этих эмоций не должно быть в путивльцах. Это все в самое ближайшее время должно стать людским анахронизмом. Cosmicus будет ценить совершенно другие предметы и явления: «Какая замечательная, законченная система физической причинности; какой мощный разум, он начинает свою работу с простого перемещения в пространстве, а заканчивает глобальным размышлением с МР планетой; какая привлекательная атомистическая картина AP галактики!» Тут служебный звонок прервал мои размышления, и я понесся на авансцену. В балете «Лебединое озеро» два акта, четыре картины, один перерыв. Декорация третьей картины практически повторяет первую, а четвертой — вторую. Я опять понес трон, потом второй. Кто-то выставил стол, кресла, кто-то — небольшой грот. Опустилась мягкая стенка. Сцена была готова. Я остановился у звонницы, чтобы дождаться начала второго акта и опять спрятаться в туалете. Слева, за вторым занавесом, стояли цветочные лебеди. Может, они выглядели действительно великолепно; вполне возможно, что они вызывали у человеков восторг, — но я о них не думал. Я потерял из виду Мандрыкина, но, опасаясь встретить его и нарваться на бесплодную дискуссию об алкоголе, торопился спуститься вниз. Скорее бы открылся занавес и начался второй акт! Меня нисколько не смущало то обстоятельство, что все свое свободное время я старался проводить в одиночестве, чтобы предаваться бесконечным играм разума. Они увлекали меня! Я существовал только этим! Человеки могли подумать, что я жил в мире галлюцинаций, но это было не так. Я постоянно размышлял о будущих поколениях, которым судьба дарила возможность обживать просторы Вселенной. И бесстрастная мудрость путивльца была спутницей моих медитаций:
они не могут знать колоссальную разницу между изжившим себя
