* * *
Комаров не рассчитывал, что сразу же выйдет на след шантажиста. Таможенный пост находился недалеко от Но-Пасарана, но в жизни но-пасаранцев не принимал практически никакого участия. Если не считать того, что по его невольной вине стоянка дальнобойщиков возле поста никогда не пустовала, а иногда на местных жителей обрушивалось настоящее цунами в виде карантина по чуме у слабых здоровьем казахстанских сусликов.
Бригады на посту сменялись через неделю, сам состав бригад постоянно обновлялся, люди работали не местные, а приезжали из города за тридцать километров. Отношения Костика с таможенниками были ровные. Костя помогал находить им украденные с лесных троп шлагбаумы, а они отдавали ему анонимки Белокуровой с совершенно бредовыми обвинениями в адрес самого Комарова.
– Новая услуга? – кивнул Костик головой в сторону немолодого полного сержанта, до блеска надраивающего ветровое стекло громоздкого КРАЗа с налипшими глыбами грязного подтаявшего снега.
– Сами не понимаем, – хохотнул его напарник, – как с ума сдвинулся Сергеич – уже неделю ни одну машину не пропускает. И ладно бы за деньги, а то просто так, из альтруизма. Мы сначала прикалывались, а теперь молчим, а то сатанеет больно. Совсем у мужика чувства юмора не стало. Ты каким ветром к нам?
– Копм не уступите на полчасика? – нашелся Костик, – надо кое-какую информацию просмотреть, а в райцентр не успеваю.
– Вообще-то мы никого до компьютера не допускаем, – почесал затылок таможенник, – но тебе можно.
– Так и никого? – прикинулся простачком Костик.
– Это в наших же интересах.
В принципе, Костик уже узнал, что ему нужно, но доиграть роль следовало до конца. Ох, как кстати оказалась битая дискета, подаренная ему бабушкой Пелагеей! Костик совсем забыл вытащить ее из кармана.
Он привычно щелкнул мышкой и стал ждать появления на экране сообщения о невозможности считывания информации с диска "А". К его удивлению, дискета открылась. Комаров наугад открыл первый попавшийся файл и с недоумением уставился в таблицу, высветившуюся на экране. В первом столбике, как и положено, шли даты, во втором – фамилии, в третьем – суммы, в четвертом – примечания, в пятом – «обязать», в шестом – отметки об исполнении. Называлась таблица «Индульгенция для грешников».
Почти все фамилии были Косте хорошо знакомы. Некоторые, например, директора совхоза, встречались несколько раз.
Суммы были разные, но все с добавлением одного рубля – тридцать один, сто один, тысяча один. Кстати, тысяча один рубль – максимальная сумма в этом списке – была записана напротив фамилии того же директора совхоза имени Но-Пасарана.
