— Ты, Иван, никак сразу же хочешь профессором стать?
Он ответил серьезно:
— Сразу не получится, но со временем хотелось бы.
Летом наконец курсанты поднялись в воздух на настоящих самолетах. Правда, летели они в качестве пассажиров, за спиной инструктора. И все-таки эти первые полеты дали то, что так необходимо летчику, — почувствовать небо. И жить только тем мгновением, когда в лицо ударит свежая струя воздуха, и навстречу быстро, быстро побежит земля, и под крылом домотканым ковром расстелется озаренная солнцем степь. Когда приземлились и Полбин восхищенно посмотрел на инструктора, откровенно завидуя тому, что вот этот невысокий, плотный человек в черном кожаном костюме много летает, тот перехватил его взгляд, снисходительно улыбнулся.
— Ничего, когда станешь летать, пройдет. Поймешь, что это просто трудная работа, которую каждый из нас делает лучше или хуже.
Затем Полбин был направлен в Оренбургскую школу летчиков «для прохождения практического обучения на материальной части ВВС». Вместе с ним уехал Федор Котляр и другие курсанты.
Первые полеты курсанты проводили на У-1, который для тех лет уже считался довольно устаревшей конструкцией. Но зато самолет, сделанный из дерева, фанеры и специального полотна — перкаля, был очень надежен и послушен в полете и для первых самостоятельных полетов считался незаменимым. Да и, собственно, упражнения на нем выполняли самые простые. Взлет, выдерживание, набор высоты, один разворот, второй...
Кажется, все самое простое. Но не пошло сразу у Полбина дело. Когда садился в кабину и мысленно представлял себе полет, все было ясно. Вот самолет начинает разбег, ручка управления слегка отдается от себя и потом, когда скорость достигает взлетной, медленно выбирается на себя... Так он и делал, и земля уходила из-под самолета и пропадала где-то внизу. И все вроде бы получалось у него. До посадки. И хотя он тоже очень четко представлял себе эту завершающую часть полета, машина не могла у него принять надежное положение, коснувшись посадочной полосы сразу на три точки.
Первый раз дал такого большого «козла», что думал, самолет не выдержит, развалится. И хотя не ругал инструктор, на душе было — хуже не придумаешь. Не хотелось идти в казарму: так оскандалился. Считали лучшим «теоретиком», говорил обо всем толково, а как дошло дело до практики, так одни курьезы.
— Нет, шалишь, я свое возьму. — Полбин глянул на небо, такое же хмурое, как он сам, с серыми тучами, неприветливое, и торопливо зашагал от аэродрома.
