Крымов был дома, но встреча оказалась не совсем такой, на которую рассчитывал Воронцов.
— Господи, Алексей Аристархович! — Крымов смотрел на Воронцова, будто увидел привидение. — Где вы обретаетесь? То, что вы делаете — нелепо… Проходите в кабинет. Вы тоже, господин Портер.
— Что нелепо? — удивился Воронцов.
— Погодите… По вашему виду я понимаю, что вы ничего не знаете.
— Чего не знаю?
— Кажется, — сказал Портер, — Алекс что-то натворил?
— Час назад в консульство звонили из Бюро и сказали, что Воронцов занимается промышленным шпионажем, и у них есть доказательства. По закону Воронцов может быть арестован, но фирма, — не знаю названия, — дела пока не возбуждает. Власти, вероятно, потребуют высылки Воронцова. Вот так. Консул вне себя. Он поехал объясняться и доказывать, что все это провокация. А вас ищут…
— Вот бред так бред, — пробормотал Воронцов.
— Индивидуальный подход, — усмехнулся Портер. — С Жаклин они избрали один путь, с Льюином — другой… А с вами… Логично.
— Что логично? — раздраженно сказал Крымов. — Вы понимаете, Алексей Аристархович, что я обязан позвонить в консульство и сообщить, что вы здесь?
— Думаю, — тихо сказал Портер, — что если господин Крымов разрешит воспользоваться видеомагнитофоном, мы будем знать гораздо больше, сопоставив мою и вашу, Алекс, информации. Господин Крымов будет при этом присутствовать и позвонит консулу, когда сочтет нужным. От того, как быстро мы с Алексом разберемся, будет зависеть и судьба Дженни.
Крымов пожал плечами.
Жаклин Коули не исполнилось и двадцати пяти. Она была худенькая и вряд ли производила впечатление на мужчин — в ней все было с едва уловимым недостатком. Узковатые бедра, небольшая грудь, чуть раскосые глаза. К тому же, когда она открыла Портеру дверь, на ее лице не было грима, оно казалось желтым, усталым и испуганным.
Портер прошел в маленькую комнату, которая выглядела еще меньше, чем была на самом деле, потому что половину ее занимал белый кабинетный рояль. На крышке рояля стопками лежали ноты и стоял в рамке большой портрет Верди.
— Это итальянский композитор, — сказала Жаклин, проследив за взглядом Портера, — жил больше века назад, потому выглядит таким старым.
Портер улыбнулся.
— Вы, наверно, решили, мисс, что репортеры понимают в музыке не больше, чем в ядерной физике, да? Верди был моим любимым композитором, пока я не открыл для себя Гершвина. «Порги» с некоторых пор действует на меня сильнее бури в «Отелло». Вы можете это объяснить?
