Первое впечатление Аликс было такое, что у нее сейчас остановится сердце. Подобного человека она еще никогда не видела. Казалось, сами капельки пота на теле источали силу. Люди часто говорили, что у нее сильный голос, и ей стало любопытно, такой ли он сильный, кик ореол мощи, осеняющий это огромное, великолепное тело.
— Закрой рот, девчонка, — ухмыльнулся слуга, — иначе выдашь себя. Его светлость не выносит коленопреклоненных слюнтяев.
— Светлость? — переспросила Аликс, хватая ртом воздух. — Светлость! — Она охнула и вновь вернулась к реальности. Дело не в силе, которая, как ей казалось, исходила из него. Дело было в его уверенности, что ему принадлежит весь мир. Пагнелы из поколения в поколение воспроизводили себя, чтобы па свете существовали вот такие, как этот сидящий перед ней мужчина, — самонадеянные, надменные, уверенные в том, что предназначение каждого заключается в услужении им; такие берут, что им угодно, и готовы перешагнуть через труп старого, даже больного адвоката, который оказался у них на пути. Из-за людей, подобных этому человеку, сидящему на табурете в ожидании, когда к нему кто-то явится на поклон, оказалась Аликс в этом холодном лесу, а не дома, где она могла бы заниматься музыкой.
Мужчина повернулся, взглянув на них голубыми серьезными глазами, от которых, казалось, ничто не может укрыться. «Словно король на троне», — подумала Аликс. И действительно, его грубо сколоченный табурет напоминал трон, к которому, низко кланяясь, приближаются ничтожные подданные. Так вот почему она должна была переодеться мальчиком! Чтобы покоряться этому человеку, который управлял всеми с высокомерным величием, требующим низкопоклонства и раболепия, а он бы попирал всех своими богато украшенными сапогами. Этот человек был главарем шайки разбойников и убийц, — но каким образом ему удалось добиться этой сомнительной чести? Несомненно, потому, что подданные верили в естественное превосходство знати. Они не сомневались, что этот человек из-за своего происхождения имел право командовать ими, и они, невежественные, как и все преступники, не задавались вопросами относительно его первородства и только беспокоились, достаточно ли низко кланяются его светлости.
— Вот он, Рейн Монтгомери, — сказал слуга, не замечая жесткого взгляда Аликс, так несоответствующего ее прирожденной мягкости.
«Король объявил его изменником», — подумала она.
— И поделом, он вполне заслуживает этого титула, — фыркнула она, по-прежнему не спуская глаз с Рейна, пока они приближались к нему, притягиваемые, казалось, его силой.
