Но никто там никого не убивает
Не стреляет ни в козу, ни в птицу
И медведь не трогает добычу.
Ничего там не случается плохого.
… а вода все прибывала и прибывала. И дождь не кончался, казалось, уже неделю льет, как из ведра. Вода все поля залила, потом поднялась к домам, мы на крыши забрались со всей живностью — курами, собаками, козами и даже коровами. А вода все равно выше и выше — уже деревья как кустики выступают, там много воды. И трупы плавают всякие — и животных, и людей. Уж и не знали, что делать, да тут дождь кончился. А утром смотрим — вода уходит, и под солнцем рдеет, как кровь…
Сквозь гнетущую пелену сна слышу тревожную и знакомую трель телефона. Я не хочу поднимать трубку. Это мама. Она искренне волнуется, не понимая, что мне никто не нужен. Равно как и я никому не нужен.
Я был нужен друзьям. Они погибли на войне, которая всюду нас, как вода во время наводнения. Все делают вид, что ничего страшного не происходит, вода ещё не затопила дома и поля, и есть иллюзия мирной и счастливой жизни, но тени цвета хаки уже зависают над вашими, граждане великой страны, согбенными на собственных огородах спинами. Это не послеполуденные тени это тени смерти, которые скоро вползут в ваши жилища, судьбы и жизни.
А мама требовала активной, как она выразилась, социальной позиции. От меня. Когда услышал, смеялся так, что, казалось, кишки рвутся в моем брюхе; во всяком случае, неделю отхаркивался плевками, похожими на рубиновые сколки.
— Почему не хочешь учиться? — не понимала. — Или иди работать? У нас вон… все инвалиды трудятся. Как ты можешь лежать днями? Разве можно так жить?
— Можно, мама, — отвечал я.
— Нет, я все понимаю, но жизнь, Алешенька, продолжается… Ты молод, все в твоих руках. — Об отчиме Лаптеве старалась не упоминать. Видимо, ей рассказали такие ужасы о нашей неожиданной сшибке на даче, что мама решила запретить себе упоминать эту деликатную тему. Иногда она это умела делать. — Все в твоих молодых руках, — повторила. — Весь мир…
— У меня ничего нет, мама, — удивлялся, показывая ладони.
— Алеша, прекрати! — нервничала. — В конце концов, женись. На хорошей девушке.
— Отличная мысль, — согласился. — Есть даже невеста. Девственница.
— Ну и прекрасно, — обрадовалась. — Как её зовут?
— Анджела, родная.
Маме сделалось дурно, даже она знала про эту любительницу танковых стволов; на этом разговоры о моем будущем закончились; и я остался жить, потому что был обречен на вечную жизнь. Как и все.
