На борьбу с диссидентством КГБ понадобилось пятнадцать лет. Кроме репрессий в этой борьбе он использовал также и другое средство.
Начиная с 1970 года, после того, как была начата бурная антисемитская кампания, под давлением международного общественного мнения, власти ежегодно давали разрешение известному числу евреев эмигрировать в Израиль. Советские люди, не имевшие ни малейшего отношения к еврейской нации, устремились в эту брешь. Они добивались того, что им присылали из Израиля приглашения, необходимые для того, чтобы покинуть Советский Союз. Порой сам КГБ подталкивал людей к этому, чтобы таким образом избавиться от некоторых диссидентов, напрямик предлагая им выбор: «Либо вы едете на Запад, либо мы займемся тем, чтобы вас отправили на Восток». На Восток, то есть в Сибирь. Репрессии особенно усилились после вторжения в Афганистан в 1979 году и по случаю Олимпийских Игр в Москве в 1980 году. Именно в этот момент Сахаров был выслан на жительство в Горький, под надзор. После смерти Брежнева в 1982 году, когда Андропов встал во главе партии, они достигли высшей точки.
За годы, прошедшие после падения Хрущева, заметно изменилось отношение людей к религии. В одном из самиздатовских текстов, датированных началом восьмидесятых годов, наблюдатель констатировал: расспросите десяток ваших друзей, явно неверующих, и спросите их, существует ли Бог. Они вам тут же ответят: «Нет, Бога нет!». Затем, поразмыслив минутку, девять из десяти добавят: «Нет, но что-то, конечно, есть!» Речь здесь не идет — продолжает автор, — о суеверии или о предосторожностях «на всякий случай», но о чувстве глубоком, о том что существует духовная реальность вне видимого мира. Только люди не осмеливаются назвать это Богом. Это им так же трудно, как первый раз осенить себя крестом. У них появилось чувство, которое обязывает к чему-то очень серьезному, если произнести имя Бога без насмешки. Это было первое «да», и оно повлечет за собой целую серию других «да» и приведет к тому, чтобы многое пересмотреть в своей жизни. Те, которые говорили, что существует нечто, обычно добавляли: «у каждого своя вера». Часто под этим таились духовные принципы, моральные правила, определявшие, что хорошо и что плохо, несколько религиозных идей, достаточно смутных, но среди прочего содержащих убеждения в том, что ребенка надо крестить, родителей и близких отпевать в церкви, а над могилой ставить крест.
Отказавшись от проекта коллективного будущего, индивидуум замыкался в себе, его заботили, главным образом, карьера и личный комфорт, но многих все это приводило к мыслям о цели и смысле существования. Не все ставили перед собой эти вопросы четко, но в их поведении по отношению к вере, религии, Церкви чувствовалось нечто новое. Презрение и насмешка уступали место любопытству, даже уважению.
