и закатил ему жуткую сцену, повторяя раз пятьдесят: «Что нам с вами делать?» А потом запретил ему служить. Но и теперь все кончилось благополучно. Антирелигиозное наступление в том виде, который придал ему Хрущев, близилось к концу. Последней его акцией было, кажется, разрушение как раз в это дето церкви Преображения Господня в Москве, невзирая на протесты верующих, во множестве собравшихся вокруг храма. Ветер уже дул в другую сторону. Авторитет Хрущева в рядах партии становился все более и более сомнительным. Его противники втайне готовили ему замену. В это время в Совете собралось какое-то совещание. Была ли выработана и принята новая тактика? Получили ли они новые инструкции? Как бы то ни было, но после этого уполномоченный почему-то потерял интерес к «виновному» и уже требовал только, чтобы отец Александр покинул Алабино. Отцу Александру удалось послужить на Успение Богородицы 28 августа. Затем с помощью секретаря епархиального совета он нашел вакантное место второго священника в Тарасовке
[95] к северу от Москвы, по дороге на Загорск, и был тут же туда назначен. Как и предыдущие церкви она была под защитой Божьей Матери. Он избежал неприятностей, но «аббатство» перестало существовать. Никогда больше у него не было таких благоприятных условий, как в Алабине. В Тарасовке у него даже не было места, где он мог бы принимать прихожан, приходилось с ними разговаривать либо в церкви, либо в поезде.
Период, пока он подвизался в «аббатстве», был также отмечен созданием кружка молодых священников Москвы и ее окрестностей, так же пылко как и он желавших трудиться над обновлением Церкви. Собралось человек десять из которых кроме отца Александра известнее других были отцы Г. Якунин, Д. Дудко и Н. Эшлиман.
Глеб Якунин, окончив учебу в Иркутске продолжал поиски своего пути. Стад чтецом в одной московской Церкви, а затем был рукоположен. Якунина отличало острое чувство справедливости и темперамент борца.
Дмитрий Дудко был старше других и уже прошел лагеря. Крестьянский сын, он узнал, что такое коллективизация, на своем собственном опыте. Когда представители власти вторглись в избу, где жила его семья, отец лег на единственный мешок муки и закричал: «Нет, нет! Иначе дети мои умрут от голода!» Мужчины оттолкнули старика и унесли мешок. После войны Дмитрий поступил в семинарию, в 1948 году был арестован за то, что написал стихи, которые сочли «антисоветскими», и отправлен в ГУЛАГ. Освобожденный в 1956 году, возвратился в Москву, где закончил семинарию. Затем, после длительного ожидания, был, наконец, рукоположен в священники и назначен в один из Московских приходов. Отец Дмитрий — человек простой и умеющий трогать сердца своих прихожан.
