Моему возмущению не было предела! С криком: «Самозванка! Обманщица! Да как ты смеешь!» я бросился вперед. Собака с поразительной быстротой вскочила, вскинула торжественно руки и прокричала с египетским, а возможно, с сирийским акцентом: «I’m a wizard; take my blizzard!».
note 5 Ну точно, больная, подумал я, теперь-то я ее настигну. Однако мой восторг был омрачен – зал покачнулся, в глазах у меня на миг потемнело. В следующую секунду я понял: что-то ударило меня по голове, причем довольно больно, издав, к тому же, характерный хруст. Я с опаской потрогал голову ладонью. Мои волосы были в чем-то липком и теплом! Нащупывались даже комочки… С замиранием сердца я поднес ладонь к глазам. Она воняла селедкой! Глянув на пол, я заметил метрах в двух от себя оборванный селедочный хвост. Не вполне поняв, что это значит, я, однако, сообразил, что моему здоровью ничто не угрожает пока, и бросился за собакой. Хитрюга воспользовалась моим замешательством: вовсю улепетывала, расталкивая слушателей. От резких ударов ее локтей и толчков ее плеч люди сотрясались, и с их ушей валились, подобно осенним листьям при порывах ветра, толстый белый удон, коричневатая длинная гречневая соба и плебейский рамен, причем последний – целыми разваренными брикетами. Погоня закончилась быстро: прямо под мои ноги что-то упало, я поскользнулся и обязательно разбил бы себе лицо вкровь, если бы за мгновение до меня на гранит не шлепнулся шестипудовый сом горячего копчения. В его-то мягкое брюхо и влетел я подбородком. Пока поднимался, утираясь рукавом, что-то мелкое несколько раз плюхнулось мне на спину. Оглядевшись, я не увидел собаки, но через минуту она выдала сама себя, подняв лапы и вскрикнув пискляво: «I’m a wizard; take my blizzard!». Я рванул в ее сторону, однако меня остановил рыбий ливень: сверху на мое темя, лицо, плечи, спину, мне под ноги падали соленые, маринованные, копченые и вяленые лещи, караси, уклейки, жерехи, красноперки, хариусы, щуки, окуни, лини, голавли, сомы и даже деликатесные осетры. Согнувшись в три погибели, вжав голову в плечи и тщетно прикрываясь растопыренными локтями, я начал пробираться сквозь толпу. Вдруг твердая колючая рыбина ударила мне по пальцам, у меня включился хватательный рефлекс, как у всех нормальных людей, когда в них, например, летит неожиданный мяч, и продолжил было двигаться вперед с зажатой в пальцах вяленой воблой, но мощный лысый мужчина крепко схватил мое запястье, прорычав: «Отдай рыбу!». Я удивленно разжал кулак, мужчина будто голодный шакал, торопливо схватил воблу и, на бегу вгрызаясь в чешую, растворился в толпе. Я с удивлением огляделся: рядом с моим правым локтем двое подтянутых деловых людей, будто канат перетягивали, отбирали друг у друга десятикилограммового сырокопченого лосося, пока, наконец, один из них остроумно не схватил чудо за жабры, выиграв сложные переговоры; прямо впереди торчала своей огнисто-рыжей шевелюрой молодая женщина в красных чулках и минимальной юбке, с оголенными плечами и влажными губами (любившая, как выяснилось несколько позже, увлекательную компьютерную игру «Зловещие зомби»). Она встала на колени перед худосочным заморенным мужчиной и расстегивала его штаны, он смотрел на нее со смесью недоверия и призрачной надежды во взгляде, правда, надежда полностью покинула его, когда она запустила руку ему глубоко в штаны и, пошарив, извлекла откуда-то, возможно даже из носок, селедку, не менее худосочную, чем ее обладатель, и жадно вгрызлась в так тщательно укрытый съестной припас; поодаль полная женщина с цветущей и благоухающей, такой набухшей, родинкой на правой ноздре, нещадно била мальчика лет десяти воблой по голове, – я заметил даже следы покусов на этой вобле и посочувствовал шакалу, который лишился добычи, – била до тех пор, пока мальчик не разжал зубы, отпуская хвост осетра, чья голова уже была предусмотрительно зажата между колен драчливой дамы.
