Замок таинственной двери щёлкнул, и Птица проскользнул внутрь.
Успевшая отдышаться Леночка набрала с места небывалую скорость, в одно мгновение преодолела расстояние от дерева до двери и вскочила в неё. Дверь за её спиной тихо стукнула, и Птица почти бесшумно задвинул хорошо смазанный засов.
— Хорошо бегаешь, — похвалил Птица вожатую, прижимаясь к ней всем телом и расстёгивая плащ. — Только громко.
А она-то думала, что бежит почти беззвучно, да и дождь скрадывает шорох её шагов.
Но главным было не это, а то, что Птица опять перехватил у неё инициативу, и вместо того, чтобы задавать непослушному мальчику вопросы, она теперь отвечала на его поцелуи. В кромешной тьме она не могла сопротивляться, тем более, что Птица шепнул: «Осторожно, здесь ступеньки», а где — не сказал.
А может, она просто не хотела сопротивляться. В мозгу пульсировал сигнал тревоги: «Нельзя! Нельзя! Нельзя! Надо что-то делать! Иди прочь, негодный мальчишка!» — а тело тем временем расслаблялось, расслаблялось, расслаблялось. И руки её уже не слушались разума и гладили, ласкали, царапали нежную спину мальчика. И он урчал от удовольствия, как кот, которому чешут за ухом. А Леночка опять смеялась то ли от удовольствия, то ли от того, что ситуация казалась ей комичной. И сквозь смех пыталась, всё-таки пыталась протестовать — но не всерьёз, но не желая, чтобы мальчик внял этим протестам:
— Глупый, ну зачем… Зачем тебе я?.. Нельзя… Не надо… Тебя Свечкина любит.
А он отвечал ей ласково, но серьёзно:
— Ты думай, что говоришь. Свечкиной в куклы играть надо. Если я Свечкину совращу, ты меня первая без соли съешь.
— Съем, — согласилась Леночка, постепенно теряя контроль над собой и втягиваясь в настоящий взрослый поцелуй, глубокий и страстный. Её язык проник глубоко в рот мальчика и блуждал там, повергая его в изумление и восторг — ведь одно дело читать об этом в «Кама-сутре» и совсем другое — чувствовать самому.
— Съем! Съем! — стонала она, прижимая мальчика к себе, целуя его шею, покусывая плечи и мочки ушей, прикасаясь губами и языком к глазам.
Почувствовав, как под руками Птицы рвётся её ночная рубашка, Леночка слегка опомнилась и попробовала вырваться, шепча:
— Тебе самому надо в куклы играть…
Но Птица уже припал губами к её обнажившейся груди и отвечал:
— Ты моя кукла.
И опять её благоразумие оказалось бессильно. Когда Юрик скомандовал: «Пошли вниз», — она покорно подчинилась. Теперь её глаза привыкли к темноте, и она сама видела ступеньки. Подобно лунатику или зомби она стала спускаться вниз, а оставшийся сзади Птица окончательно сорвал с неё плащ и бросил его у двери.
