Старик бросил злобный взгляд.
— В ту же ночь, когда его убили, наемники, пьянствуя в таверне, рассказали все, как было…
Наступила тишина, лишь один из игроков произнес:
— Пас…
Но другой не забрал выигранные деньги; он уставился на согбенную старческую фигуру; одинокий в своем несчастье старик, казалось, забыл обо всем на свете. Беременная женщина тихонько его спросила:
— А вы?
— Меня отправили в Баню. После всего я не мог там больше оставаться… Но теперь, как видите, возвращаюсь…
Старик вдруг выпрямился, его глаза снова приобрели суровый блеск, который потух к концу рассказа, и он заговорил решительным голосом:
— Теперь я еду опять и уже никогда не вернусь… Никто больше не прогонит меня… Это судьба, дона, делает нас такими… Никто не родится плохим или хорошим, судьба калечит нас…
— Но… — и женщина замолчала.
— Говорите, не стесняйтесь.
— Как же вы будете жить?.. Ведь вы уже не в таком возрасте, чтобы браться за тяжелую работу…
— Когда человек что-нибудь задумает, дона, всегда все устраивается… А я кое-что задумал… Мой сын был хорошим человеком, он не собирался убивать полковника. Я тоже никогда не марал кровью этих рук, — и он показал свои руки, покрытые мозолями от долгих лет работы. — Но моего сына убили…
— И вы?.. — с ужасом произнесла женщина.
Старик повернулся спиной и медленно побрел прочь.
— И в самом деле убьет… — заметил какой-то худой человек.
Музыка снова зазвучала громче в ночном мраке, луна быстро поднималась по небу. Банкомет кивнул головой в знак согласия с замечанием худого пассажира и снова начал сдавать карты. Беременная женщина сжала руку Филомено и почти шопотом сказала:
— Мне страшно…
Гармоника смолкла. А луна все обливалась кровью.
В другой группе пассажиров главенствовал Жозе да Рибейра. Он вспоминал случаи из жизни в краю какао, историю за историей. Рассказывая, он то и дело сплевывал; он рад был возможности поговорить, рассказать этим людям то, что знал. Его слушали внимательно, как слушают человека, у которого можно узнать кое-что полезное.
— Я чуть было не раздумала ехать, — сказала невысокая женщина, кормившая грудью ребенка, — услышала, что в этих краях свирепствует лихорадка, от которой погибают даже обезьяны.
Жозе ухмыльнулся, все обернулись к нему. Он заговорил с видом знатока:
— Это правда, дона. Я сам видел столько людей, погибших от лихорадки, сильных людей, которых, казалось, не свалить и лошади. А за три дня лихорадки человек совершенно лишается сил.
