Итак, чтобы покороче, пару часов спустя после вашего задержания и умиротворения средствами современной медицины, у вас состоялся исключительной важности разговор с особой исключительного значения, а именно с шефом вашего философского управления, генералом Якубовичем-Пущиным. А так как результаты этого разговора были признаны удовлетворительными, вы были вскоре отпущены из отделения милиции №50, скандально известного в ваших кругах интеллигенции под именем, да, вот именно, «полтинника». Вот здесь мы видим вашу подпись под соглашением о сотрудничестве, а это финальный снимок данной серии. Вы видите самого себя уходящим из «полтинника», с вашего зада свисает почти полностью оторванный карман «Леви Страуса»…
— Впечатляющий фон, ах, какой впечатляющий фон, — v шептал Фил сквозь слезы.
Черночернов тут вгляделся и не поверил своим глазам — это были слезы истинного счастья. Фил простер к нему свои жутковатые конечности.
— Я так вам благодарен, Федот Ксенофонтович! Вы только что заполнили провал в моей памяти, который преследовал меня двадцать лет! О, эти мучительные угрызения совести! Иногда мне даже казалось, что я оскорбил кого-нибудь честного, обесславил кого-нибудь благородного, осквернил нечто превосходное…
— Вы осквернили всего лишь нашу философию, — сумрачно заметил Черночернов. — Гранитное воплощение всего дорогого.
Филларион отмахнулся:
— Да кому интересна ваша философия? Спасибо вам, дорогой мой великодушный соотечественник, за такое облегчение! Значит, ничего непоправимого не произошло, и я просто был всю ночь за решеткой, в нашем дорогом уютном, хоть и облеванном, «полтиннике»!
Хитрец, подумал Черночернов и сухо сказал:
— Ну, что ж, я рад, что вам стало легче. Так что вы, я вижу, не возражаете работать на нас, верно? Ну, ну, что это за неестественное изумление? Это вам не идет, такому… м… корпулентному мужчине это не к лицу… Я надеялся, что вы меня поняли, ну а если что-нибудь не дошло, еще раз могу объяснить попросту Вы, профессор Филларион Фофанофф, двадцать лет назад были завербованы КГБ и с тех пор всегда состояли в списках наших секретных сотрудников.
— Как интересно! — еле слышно прошептал Фил. — Я — сексот КГБ, каково?! Мне кажется, я теряю равновесие!
Теперь он распростер свои руки в стороны и, напомнив одновременно что-то непристойное из греческой мифологии, рекламу шин Мишелин и какое-то гиперболическое акушерство, изобразил потерю равновесия.
— Не можете ли вы меня избавить от удовольствия созерцать вашу наготу? Наденьте хоть халат, — предложил полковник.
