Большего оскорбления Бурчихин не помнил, хоть вспомнить было что.
— Так! — хрипло сказал Витя, поправив ворот мятой рубахи. — Мазюкаем? А кто тебе позволил над людьми надругиваться?! Не умеешь рисовать, — сиди, пиво пей!
Кто вот это, ну кто, кто? Разве я?! Да еще в галстуке! Тьфу!
— Это вы, — улыбнулся художник. — Конечно, вы. Только я позволил себе представить, каким бы вы могли быть! Ведь как художник я имею право на вымысел?
Бурчихин задумался, уставившись на бумагу.
— Как художник имеешь. А из кармана что торчит?
— Да это же платочек!
— Скажешь тоже, платочек! — Витя высморкался. — А глаза зачем такие вымыслил? Причесал волосы, главное. Вот подбородок у тебя хорошо получился, узнаю. — Бурчихин, вздохнув, положил тяжелую руку тощему на плечо. — Слушай, друг, а может, ты прав? Я тебе ничего плохого не сделал. Зачем бы тебе это выдумывать? Верно? А меня побрить, вымыть, переодеть — буду как на картинке!
Запросто!
Бурчихин посмотрел в свои ясные фиолетовые глаза, попробовал улыбнуться нарисованной улыбкой и почувствовал боль в скуле от потревоженной царапины.
— Будешь?
Витя протянул разломанную пополам пачку «Беломора».
Художник взял папиросу. Закурили.
— А это что? — спросил Бурчихин, осторожно дотронувшись до нарисованной черточки на щеке, и присел к столу.
— Шрам, — объяснил художник, — сейчас там у вас царапина. Она заживет, а след останется.
— Останется, говоришь? Жалко. Хорошая щека могла быть. А значок к чему?
Художник наклонился к бумаге.
— Тут написано «Технологический институт».
— Думаешь, институт кончу? — тихо спросил Бурчихин.
Художник пожал плечами:
— Вы же видите! Поступите и закончите.
— А в семейном плане что ожидается? — Витя нервно отбросил папиросу.
Художник взял авторучку и на балконе дома набросал зелененький женский силуэт.
Откинулся на стуле, посмотрел на рисунок и чиркнул рядом детскую фигурку.
— Девочка? — фальцетом спросил Бурчихин.
— Мальчик.
— А кто женщина? Судя по платью, Люся?! У кого же еще зеленое платье?
— Галя, — поправил художник.
— Галя! Ха-ха! То-то я замечаю, она меня видеть не хочет! А значит, кокетничает! Ну, женщины, скажи, да? — Витя засмеялся, не чувствуя боль от царапины. А ты хороший мужик! — Он хлопнул художника по узкой спине. — Пива хочешь?
Художник сглотнул слюну и прошептал:
— Очень! Очень хочу пива!
Бурчихин подозвал официанта.
— Пару жигулевского! Нет, четыре!..
Витя разлил пиво, и они молча начали пить. Вынырнув на середине второго стакана, художник, задыхаясь, спросил:
