По мере того как фильм приближался к своему неизбежно счастливому концу, Кейт начала ощущать знакомые признаки боли и отчаяния. Ив была такой, какой Кейт не была, но хотела бы стать. Ив была создана природой как бы без единого острого угла: ни один волосок не выбивался из ее прически, ни одна морщинка или складочка не портила умопомрачительной одежды, не было ни одной черточки, которая могла вызвать упреки взрослых. Ее тело было стройным, гибким, в нем не было ничего такого, что заставляет обычных девчонок проклинать и ненавидеть себя.
По сравнению с Ив, Кейт была гадким утенком, неуклюжим, нескладным и до отвращения обыкновенным. Смотрясь в зеркало, она видела свои блеклые волосы, ничем не примечательный нос, рассеянный взгляд, и каждый раз ей думалось, что она – несчастное существо, грубое и бесформенное, во всем противоположное сказочной, идеальной Ив Синклер.
Первые пять минут ее пребывания в кинотеатре всегда были отравлены этим мучительным сравнением. Но потом она забывала обо всем, в драгоценные два часа она полностью отождествляла себя с недостижимой, совершенной Ив, ее мягкой улыбкой, чарующим голосом, искрометным юмором и, что самое главное, упивалась счастливым концом, восхищаясь тем ангелом-хранителем, в роли которого Ив выступала по отношению к своей экранной семье, окружающим ее людям. В пестрый, запутанный мир кино она вносила атмосферу равновесия и ясности – так что плохой конец казался просто немыслим.
Фильм окончился. Пора идти домой.
Кейт выползла наружу, щурясь от резкого полуденного солнца. Перед ней протянулась главная улица Плейнфилда, запущенного, сонного и унылого, как и сотни других маленьких городков Америки тех дней.
Это был заштатный городишко, затерянный среди фруктовых садов Сан-Хоакинской долины. Хотя Кейт казалось, что он отдален от сказочного Голливуда сотнями миров, на самом деле расстояние было не больше ста пятидесяти миль. Такова разница между географией и мечтой.
В центре города слонялась кучка зевак, разглядывавших запыленные витрины магазинов, да редкие машины проезжали из конца в конец улицы, разгоняя застоявшуюся тишину дребезжащим клаксоном. Но большинство людей сидело по домам, выходить наружу было, собственно, незачем – они были слишком бедны, чтобы делать покупки, и слишком усталы, чтобы веселиться.
Кейт миновала восемь кварталов, пока не доплелась до того района, где она жила. Чем ближе она подходила к этому месту, тем сильнее бросалась в глаза перемена, происходившая с окружающими ее домишками, – и без того маленькие и ветхие, они становились все более грязными, тусклыми и обшарпанными. Стайка ребятишек играла без присмотра под палящим солнцем. Немногим из них посчастливилось иметь велосипед, и они бегали, поднимая клубы пыли, делавшей серо-грязной их и без того потрепанную, изношенную одежду.
