Старая муха самоотверженно билась башкой о стекло. Наверно, часа полтора.
Отлетала назад, разворачивалась и, свирепо жужжа, бесстрашно шла на таран.
По другую сторону окна, там сидела молодая, зеленая еще муха и полтора часа, затаив дыхание, глядела на то, что делает старая. Правда, молодая никак не могла взять в толк, зачем пробивать головой стекло, когда рядом открыто окно настежь.
Два часа героически сражалась старая муха. Уже стекло вроде дрогнуло, но и муха упала без сил. По пластунски добралась до открытого окна, перевалилась на карниз, где и раскинулась, дергая лапками.
Молодая муха подбежала и робко спросила:
— Простите, что отрываю, если не секрет, зачем биться головой о стекло, когда рядом открыто?
Старая муха ответила, еле двигая челюстями:
— Глупая ты. Оттого что молодая. В открытое окно любой дурак вылететь может.
Ну а радости-то? Влетел, вылетел, влетел, вылетел. Разве живем ради этого? А вот ты поработай своей головой, пока не распухнет, пока пол с потолком не сольется! И когда жужжать уже нечем, вот тут и ползешь туда, где открыто. Если б ты знала, как мне сейчас хорошо!
Молодая муха старалась не смотреть на распухшую голову старой, а та продолжала:
— Мой папа всю жизнь бился головой о стекло. Мама покойная билась. И мне завещали: только преодолевая трудности, почувствуешь себя человеком! Поняла?
Вон окно, начинай!
Под лютню Бунькин бродил по универмагу, смотрел, трогал, спрашивал цену и шел дальше.
В отделе грампластинок, увидев симпатичную продавщицу, он задержался.
Облокотившись о прилавок, Бунькин под музыку разглядывал девушку, пока ее не позвали: «Лизанька, на минутку!» Продавщица красиво двинулась в сторону, всей фигурой попадая в такт музыки.
Провожая ее глазами, Бунькин увидел на конверте для пластинок знакомую картину: старинный молодой человек играл на чем-то деревянном. На столе стоял роскошный букет и аппетитной горкой лежали фрукты. «Лютнист!» — радостно опознал Бунькин. Художник был, кажется, итальянец с украинской фамилией на «о», но не Тинторетто.
Продавщица вернулась. «Взглянуть можно?» — спросил Бунькин, показывая на конверт. «Стерео», — донеслось из продавщицы.
— А что там?
— Я же сказала — «стерео»! Платите четыре рубля за комплект. Осталось три штуки.
Бунькин заплатил и подал чек. Девушка протянула ему пакет. Дома, разорвав бумагу, Бунькин увидел два конверта для пластинок. На каждом был нарисован «Лютнист».
В первом конверте было пусто. Во втором лежал листок бумаги.
