Предвкушение будущей встречи с Дэвидом согрело ее, Летти великодушно простила отца за все и взяла его руку в свои, чтобы она не замерзла в холодном вагоне.
Этот день не принес отцу ничего хорошего. Он простудился и слег на неделю в кровать, а ей пришлось бегать вверх и вниз, чтобы носить ему лекарства, ментол, горячий бульон и одновременно обслуживать покупателей.
Домашние дела пошли насмарку, квартира была в беспорядке. Летти отправила отчаянное письмо Винни, чтобы та приехала помочь. В конце концов, Винни жила не так далеко: от Кембридж Хит Роуд до них можно было доехать на трамвае. Но приехал Альберт и сказал, что Винни сама плохо себя чувствует, к тому же маленький Альберт тоже простудился. Ни тому, ни другому Летти не поверила, но все в доме пришлось делать ей одной.
Прошло несколько недель, прежде чем отец достаточно поправился, чтобы встать с кровати. Сгорбленный, он сидел около огня, а Летти продолжала все делать сама и только сожалела, что жизнь проходит без Дэвида.
– Нужно нанять кого-нибудь приглядывать за квартирой, – решительно сказал отец.
– Мы не можем себе этого позволить, – ответила Летти, с трудом подавив гордость.
– Глупости, я заплачу.
Это были только слова. На деле отец решил устроить все бесплатно.
– Я спрошу миссис Холл, не согласится ли она время от времени приходить и помогать по хозяйству, – сказал он.
Польщенная просьбой, миссис Ада Холл с радостью согласилась. Она пришла закутанная в шаль, в соломенном канотье, в черных ботинках, раскрасневшаяся и сразу начала командовать. Несмотря на это, Летти поцеловала ее.
Миссис Холл много делала по дому, но Летти от этого не стало легче: отец все время путался у нее под ногами, по-стариковски ходя за ней по пятам. Только в магазине ей удавалось перевести дух. Она выглядывала на улицу вдохнуть свежий воздух приближающейся весны и снова пряталась в магазине. Работа доставляла ей удовольствие, особенно если, поторговавшись, ей удавалось купить какую-нибудь вещь по цене, которую предложила она, и увидеть удовлетворение на лице посетителя. И еще можно было помечтать о воскресенье, когда магазин будет закрыт и когда придет Дэвид.
– Когда же ты скажешь ему?
Голос Дэвида дрожал от плохо скрываемого раздражения.
– Я не знаю! – в отчаянии отвечала она. Светило неяркое апрельское солнце. Они задумчиво сидели на скамейке в парке Виктория, когда между ними вспыхнула ссора. Из-за какой-то пустяковой фразы, которую она сейчас даже не могла вспомнить. Кажется, что-то насчет того, чтобы сходить на могилу матери. Она даже не поняла, как, но они вдруг набросились друг на друга: Дэвид винил ее за то, что она не нашла в себе смелости в Рождество сказать отцу об их помолвке, и угрожал, что если она не может сказать, то он скажет сам, и очень скоро.
