– Ужасно – не то слово, – кисло ответила Летти, ставя на стол рядом с тарелкой сыра воскресный фруктовый пирог. – Мне никогда в жизни еще не было так неловко. А на Дэвида было просто жалко смотреть. Он очень переживал и вел себя совсем не так, как всегда со мной: весь зажатый, угрюмый, словно продумывал каждое свое слово и каждый жест. И я делала то же самое. Все время, пока я там сидела, я не знала, как мне повернуть голову и куда девать руки. Я так нервничала!
Пока Люси отрезала хлеб и мазала его маслом, Летти рассказала ей, какое впечатление на нее произвел дом с высокими потолками и викторианской мебелью, и о том, как мать Дэвида приняла ее.
– Она смотрела на меня так, словно перед ней было пустое место, словно я – портовая девчонка. А сама была одета во все белое, сплошные оборочки и рюшечки, будто собиралась на королевский бал. Я надеюсь, что мне больше не придется туда ехать, вот и все.
– А как его отец? – спросила Люси, намазывая поверх масла варенье.
– Он гораздо приятнее, – ответила Летти, откусывая кусок пирога. Она сделала глоток из толстой фарфоровой чашки с нарисованными папоротниками и подумала о тонком китайском фарфоре в доме Бейронов. Воскресный завтрак, если его так можно назвать, больше походил на банкет: на столе было столько ножей, вилок и других вещей, что она не знала, в каком порядке ими пользоваться, и ей приходилось все время смотреть на Дэвида, прежде чем она отваживалась взять что-нибудь в руки. Она была уверена, что все это сделано специально, чтобы запугать ее. И это им удалось.
– Я думаю, ему было жалко меня, но, несмотря на это, он не помог мне. Он смотрел на меня, как будто был обо мне невысокого мнения. А его мать все время напоминала о постигшей его утрате. Я из-за этого была ужасно скована. А как они произносят буквы «а» и «о» – будто у них во рту слива! У нас они всегда звучат плоско, ты замечала это, Люси? Я тоже старалась произносить эти буквы округло, но это выглядело так, словно я передразниваю их. Я была очень рада, когда мы с Дэвидом наконец ушли. Я не хочу больше никогда встречаться с его родителями, даже если Дэвид приползет ко мне на коленях.
Снаружи в ранних сумерках зимнего вечера зазвучал дверной колокольчик, донеслись неразборчивые слова, но сестрам этого было достаточно. Люси вскочила и подбежала к камину; в изящной вазе, стоявшей на нем, хранились мелкие монеты.
– Нам нужно что-нибудь к чаю? – спросила она и, не дожидаясь ответа, выбежала из гостиной и понеслась вниз по лестнице. – Папа, я куплю какие-нибудь булки!
