Я на минуту задумался. Чем я рисковал? Я уже свершил с Дольчепиано столько всевозможных экскурсий, что перспектива еще одной поездки не казалась мне страшной. Был ли он правдив или нет, поехать с ним значило получить возможность так или иначе разгадать интересующую меня тайну. Того же самого жаждала и Софи, значит, так и надо поступить.
– Хорошо! – согласился я. – Похищайте меня, я готов.
– С закрытыми глазами?
– Ну нет! – пошутил я. – Должен же я, по крайней мере, видеть, куда вы меня повезете.
– Сколько угодно, только будьте послушны.
– Обещаю! – улыбнулся я.
– Браво! Вы, конечно, понимаете, что мы прежде всего разыщем Саргасса и для этой цели поедем в Сен-Пьер.
– Одобряю! – ответил я.
– В таком случае отправимся скорее в гараж, где я оставил свой автомобиль.
Дорогой я нашел почтовый ящик и незаметно опустил в него письмо. Дольчепиано, по-видимому, не обратил на это внимания.
– Помните один из наших последних разговоров? – сказал он мне. – Я вам говорил, что есть два способа осветить дело Монпарно, из которых один нам недоступен. Оказывается, я ошибался. У нас в руках оба способа, и мы применим и тот, и другой.
Утолив голод, мы выехали из Ниццы около часа дня. К моему большому удивлению, Дольчепиано пустил свою машину самым умеренным ходом. Можно было подумать, что мы просто-напросто совершаем прогулку.
– Вы не торопитесь приехать? – спросил я наконец.
– Наоборот, – ответил итальянец, – я не хочу быть в Сен-Пьере до наступления темноты.
– Почему?
– Потому что мой план требует темноты… Не забудьте, мистер Вельгон, что вы должны следовать за мной беспрекословно.
– Не беспокойтесь, – усмехнулся я. – Но мне, надеюсь, не запрещается высказывать вслух свои предположения?
– Это сколько угодно! – улыбнулся Дольчепиано.
На самом деле у меня никаких предположений не было, и я сказал это только из желания придать себе некоторый вес. Тем не менее я задумался и должен сознаться, главным предметом моих размышлений была все-таки история с марками. Как я ни старался забыть о ней, я чувствовал, что она интересует меня гораздо больше Саргасса и содержимого красного чемодана. Суеверные люди называют этот род беспокойства предчувствием.
В течение всей дороги я имел достаточно времени проштудировать все свои мысли, так как Дольчепиано, как нарочно, все уменьшал и уменьшал ход автомобиля. Наконец, когда стало уже почти совсем темно, мы увидели вдали мерцающие огоньки Сен-Пьера.
