Первый адъютант, некий Аль Мутади Хадж Али, даже уточнил, что он вручил чеки нашему резиденту. Сконфуженный, посол ретировался, убежденный, что мы ему подложили свинью. Он отправил телеграмму в Лэнгли и, как только резидент Джон Сэнборн вернулся из отпуска, спросил его о чеках.
Для Сэнборна это прозвучало как гром среди ясного неба. Он сразу же попросил аудиенции у первого адъютанта, который отказался его принять, но подтвердил по телефону факт вручения ему трех чеков...
Они подошли к двери номер 32. Малко начал проявлять интерес к этой истории с гуляющими чеками.
– И что произошло потом?
– Обстановка осложнилась, – жалобно ответил Маллигэн. – Наш посол получил официальное, очень сухое письмо от первого адъютанта, в котором говорилось, что султан считает абсолютно необходимым знать, что случилось с его деньгами и, если они не использованы, получить их обратно. Для верности он отправил копию письма Шульцу! Ужасно, не так ли?
– Ну вы нашли эти двадцать миллионов долларов?
– Увы, нет, – с мрачным видом вздохнул американец. – Мы просеяли сквозь сито все наши счета, разбросанные почти повсюду. Безуспешно.
– А этот Джон Сэнборн? Подобная сумма соблазнительна для чиновника, получающего три с половиной тысячи долларов в месяц...
В глазах Маллигэна появилось сострадание.
– Вы думаете, что на него не было оказано давления? Что не проверили все, что можно было проверить? Безрезультатно. Чтобы прояснить дело, мы вызвали его в Лэнгли.
– И что он сказал?
– Ничего. Потому что к тому времени он пропал.
Озадаченный, Малко уставился на американца.
– Пропал?
– Утром он отправился из дома на работу в своем «рейнджровере», и больше его не видели. Машину обнаружили в Лимбанге – городе в малайском штате Саравак, куда он официально не въезжал...
– История мне кажется, увы, достаточно ясной, – заметил Малко с веселой улыбкой... – С двадцатью миллионами долларов можно устроить себе приятную жизнь. Вы должны вернуть султану деньги и забыть о них.
Маллигэн раздраженно вздохнул.
– Где, по вашему, мы возьмем эти деньги? Генеральный директор отказывается изымать их из бюджета, а после Ирангейта мы почти не имеем секретных фондов. Что же касается госдепартамента, то он об этом даже и слышать не хочет. В невероятном гневе Шульц заявил нам, что виновата Компания и пусть она сама выкручивается. Но не пойдем же мы собирать пожертвования... И если об этой истории узнает Конгресс, это будет ужасно.
– Но что я буду делать в Брунее? – возразил Малко.
