Неужели попы правы? Нет, тут у них явное противоречие. С одной стороны, мы рабы (пусть и Божьи), с другой стороны должны быть гигантами духа, подчиняющими себе естество. Или имеется в виду Дух Божий, присутствующий в каждом из нас? Похоже, зря я над отцом Михаилом смеялся, когда решил, что он на книгу рекордов Гиннеса замахнулся. Тело-то, действительно, разумом укрощается. Вот тебе, бабушка, и дух Святой — материальней некуда».
За дверью послышались шаги и в горницу вернулись Матвей с Марией. Машка привела с собой одну из девчонок, приставленных к ней матерью и, указав на валяющуюся на полу посуду, властно распорядилась:
— Приберись здесь!
Такого тона у старшей сестры Мишка еще не слышал. В голосе ее не было ни превосходства, ни пренебрежения, ни малейшего сомнения в том, что приказание будет исполнено.
«А мать-то мудра! Меня тогда еще покоробили ее слова: „Ничего не делать своими руками“. Но управлять-то другими людьми гораздо сложнее, чем делать что-то самому. Если у матери получится выдать сестер в Турове за бояр или богатых купцов, им же придется руководить очень и очень немалым хозяйством, возможно, десятками слуг, холопов, других подчиненных людей.
Это ТАМ, почему-то, принято представлять боярынь мающимися от безделья тетками выше средней упитанности, а на самом деле управляться с огромным хозяйством — работка о-го-го! И, похоже сестры эту науку потихоньку осваивают, по крайней мере Мария. Здесь ведь множество нюансов, которых я даже и представить себе не могу. Вот, например, покормить с ложечки раненого брата — сама, а прибрать посуду — уже холопка».
— Минь. — Уже совсем другим тоном обратилась сестра к Мишке. — Тебе еще что-нибудь принести?
— Солененького чего-нибудь, Маш, подташнивает меня.
— Может, рыжиков соленых?
— Вот грибов, не надо бы. — Вмешался Матвей. — Лучше рыбки соленой, а еще лучше вяленой, чтобы пососал, но особенно не наедался.
«Ага! Уж не на грибочках ли настенино „обезболивающее“ сделано? А что? Вполне может быть!»
— Машка! — вышел из задумчивости дед. — Вели пива принеси!
— Так нету пива, деда. — Развела руками Машка. — Кончилось. Теперь — до нового урожая…
— Ну разве ж это жизнь? — Дед горестно вздохнул. — Одна половина села ума лишилась, другая половина бунтует, а остальные в жопу раненые… Так еще и пиво кончилось! — Дед еще раз вздохнул и подвел безрадостный итог: — Ложись, да помирай!
— Деда. — Робко подала голос Машка. — Может, кваску?
Дед глянул на внучку так, словно ему предложили хлебнуть отравы и, безнадежно махнув рукой, согласился:
