Наверное, досада слишком явственно проступила на моей физиономии, раз уж Айлин сочла нужным меня утешить.
— Не расстраивайся! — сказала она, небрежно отправив в небытие продукт моего колдовства. — У меня самой на первое заклинание ушло гораздо больше времени, а результаты оказались не лучше твоих: как сейчас помню — вместо кинжала на пояс я заполучила шило в задницу, чем несказанно рассмешила своего учителя… Ты, можно сказать, преуспеваешь, а потому имеешь право заказать хороший ужин… и даже пригласить на него девушку.
Айлин деланно потупила глазки и присела в книксене, словно не она целый день выбивала из меня пыль, как армейский сержант из новобранца! Глупо было бы сомневаться: я тут же растаял и, как верный пес, был готов целовать ее руки.
* * *
Пенилось шампанское в высоких фужерах; на столе буквально по волшебству появлялись все деликатесы, о каких я когда-либо читал: начиная от черепахового супа до пельменей с медвежатиной по-сибирски и огромного омара на серебряном блюде. Вообще-то заказывать омара не стоило: когда он возник в сопровождении целого арсенала щипчиков, крючочков и ножиков для добывания мяса, пришлось пожалеть об отсутствии соответствующего образования. К счастью, обедали мы все в той же гостиной, без свидетелей, и я решил плюнуть на этикет и, брызгая горячим ароматным соком, разорвал его руками. Да и не это было главным — впервые мы никуда не спешили и просто могли немного побыть наедине друг с другом. Я отчаянно старался произвести впечатление и плел невесть что о своей жизни, перемежая правду с горами небылиц; Айлин смотрела восхищенными глазами, и нам обоим было хорошо. Мы искали общее в наших душах и радовались находкам. Я понял, что влюбился.
Влюбился, как влюбляются в шестнадцать: чисто и безоглядно, когда даже час, даже минута, проведенные вдали от возлюбленной, кажутся бесконечно долгими; когда один ее вскользь брошенный взгляд способен воспламенить кровь, а нахмуренная бровь бросить в пучину терзаний. Все во мне — каждая частичка сердца, каждый его порыв — принадлежало ей, моей Айлин! О, если б я мог, как Фауст, задержать, продлить эти мгновенья! Но все заканчивается, закончился и этот вечер. Мы расстались, но дыхание мое еще долго счастливо замирало, когда я перебирал в памяти жемчуга ее мимолетных прикосновений…
* * *
Шли дни, складываясь в недели, а я все так же, никуда за исключением библиотеки и спортзала не выходя, жил в своем двухкомнатной квартирке, затерявшейся в глубине подземелий Ворона.
