— А если Максу от меня нужно только одно — постель?
— Ты это сразу поймёшь, поэтому не теряй голову в любви. Не влюбляйся безрассудно, трепетно относись к себе самой, не позволяй ни делом, ни словом, ни взглядом себя унижать. Попытайся любить в любви прежде всего себя, — говорила ей Полина и чувствовала, что делится с дочерью своим горьким опытом. Если бы она тогда давно осознала всё то, о чём сейчас уверенно рассказывает, совсем по-другому сложилась бы её жизнь. Как сложится судьба её дочерей, она не могла предсказать. Может быть, им будет немного полегче, ведь у них есть отец, который защитит, мать, которая поможет советом и добрым словом, братья, которые всегда поддержат. Семья. Которая вот-вот готова развалиться.
Алла и сама понимала, что всех мерить одной мерой нельзя. Могут быть похожие ситуации в жизни, но людей одинаковых нет. Макс в отличие от Вадима Аркадьевича никогда не повышал на Аллу голос. Он был очень тактичен, очень выдержан и терпелив. Он мог прикрикнуть на своих работников, резко ответить компаньону Саше, но с Аллой он словно преображался. Может быть, это была игра, присущая периоду ухаживания, но Алле казалось, что Макс её не обидит. Ни случайно, ни преднамеренно. Он запретил ей называть его Максимом Андреевичем. «Просто — Макс. Я привык к этому имени. Меня называют так все, даже подчиненные. А для тебя я тем более — Макс. Ну, если хочешь, Максим». Однако имя Макс уже стало привычным, и очень подходило энергичному, активному, деятельному Максиму. Имя было созвучно с его стремительной походкой, быстрым темпом речи и острым пронизывающим взглядом. Его натуре несвойственно было любое проявление лености, вялости и апатии. В делах Макс всегда был буря и натиск. А когда оставался наедине с Аллой внешне менялся, расслабляясь, гася свою энергию, но Алла чувствовала, что он всего лишь её спрятал, загнал вглубь и там она продолжает свою неустанную работу. Макс никогда ласково не муркал, как Вадим, но его интонации казались Алле искреннее, сердечнее и… сексуальнее. Макс мог всего лишь поцеловать ей руку, заботливо отвести от лица мешающий локон и было в этих жестах столько скрытой эротики, чувственности, что у Аллы начинало колотиться сердце и снизу вверх по телу прокатывалась жаркая волна. Но более Макс не позволял себе ничего, помня данное Алле слово, и теперь Алла жалела об этом. Макс не притронется к ней, если она сама этого не захочет. Но что делать, если уже это время настало? Макс смотрел на неё испытующе, с хитринкой во взгляде и ждал от Аллы хотя бы намека, раз уж они так уговорились. Что оставалось Алле — признаться в любви? Прижаться к Максу теснее во время танца? Первой его поцеловать? Или сделать всё это сразу? А, собственно говоря, нужна ли ему её любовь, её объятья и поцелуи — мучилась Алла вопросом. Может быть, у него всего этого в избытке в другом месте с другой женщиной, а Алла интересует его только как собеседница? Откуда ей знать причуды этого непростого продуманного Макса, с его многогранной натурой.
