— В этом доме проживает гражданка Маргарита Владимировна Романченко. Я не могу вас к ней пропустить, так как в настоящий момент ее допрашивает следователь.
— Допрашивает? — поднял брови Кудесников. — В связи с чем же это?
— В связи с обнаруженным вблизи ее дома трупом.
— Чьим? — живо спросил тот.
— Не имею права разглашать. А вы пока оставьте мне свои координатики. Можете понадобиться. Вы где проживаете?
— В соседнем доме. А вообще в Москве, здесь отдыхаю. Как же мне с ключами-то быть?
— Подождите. Я доложу начальству, пусть решает. В ожидании решения начальства Кудесников подошел к толпившимся людям — выяснить хоть что-нибудь. И выяснил, разумеется.
— Представляешь, — громогласно вещала бабка Марья, одна из старейших обитательниц здешних мест, приехавшая сюда в тридцатые годы прошлого века кого-то раскулачивать, да так и прижившаяся. — Иду я, значит, раненько так, Таньку свою привязывать…
— Какую Таньку? — вздрогнул Кудесников.
— Козу, понятно, а то какую? Вон туда веду ее, на лужок, а то ведь понастроили здесь — скоро за сто верст гонять скотину придется, — отвлеклась было бабка.
Но Арсений напомнил:
— Так что произошло?
— Вот я и говорю, — костлявый палец уперся в живот Кудесникова. — Иду я, значит, и вижу — висит. Прямо вот здесь, на столбе, возле ведьминого дома и висит. Я даже думала — померещилось. Перекрестилась, как положено. А он все висит.
У Кудесникова от нетерпения засвербило под ложечкой.
— Кто висит? — деревянным голосом уточнил он.
— Да мужик этот. Я ближе-то подходить боюсь — вдруг нечистая, вдруг он возьмет и полетит куда. Или со мной что сотворит…
— Ну, это, бабка, вряд ли, — хихикнул кто-то в толпе.
— А дальше? — поторопил ценную свидетельницу Арсений, понимая, впрочем, что дальше будут в основном охи, ахи и другие междометия.
— Дальше что ж, побежала я вот — за Максимкой, — бабка указала на знакомого Арсению мужика лет семидесяти, тоже из местных. — Он ведь тут неподалече. Разбудила еле-еле, он с вечера-то нажрался и дрых…
— Не нажирался я, — вяло возразил Максимка. — Подлечился малость.
— Дальше! — требовал неугомонный Кудесников.
— Ну, прибежали мы вдвоем сюда, а этот все на столбе, на веревке, — запричитала бабка Марья.
— Да куда ж ему деться, — вставил Максим. — Он уже синий весь, язык висит.
— Ой, прекратите ж, ироды, рассказывать такую-то жуть! — простонала какая-то особо чувствительная женщина, стоявшая поблизости.
— А чего, — прогудел страдающий от похмелья Максим, — что было, то было. Вот и Арсений интересуется.
