Только сержант написал рапорт, в котором главным обвинением являлись оскорбительные выкрики в адрес нашей доблестной милиции.
— Зачем ты их назвал дураками? — спросил отец, грустно усмехнувшись Прозвучало грубо и неуважительно, они же выполняли свой долг. Ты избил трех человек за вечер, твой поход по городу вызвал оживление в скорой, травпункте и милиции. Я все могу понять, но оскорбление милиции выходит за рамки…
Я встал, до сих пор горжусь собой и тем, как себя вел. Сбегал в свою комнату, принес кодекс воинов и, низко поклонившись, подал отцу, открыв на нужной странице.
Его лицо выразило недоумение, потом какую-то брезгливость. Он открыл книгу, прочитал одну фразу, потом другую, и неожиданно рассмеялся:
— Ты спас себя и честь нашей семьи.
Книга у тебя будет конфискована и подарена
ГОВД с множеством извинений и подарков.
Благодари свою мать за то, что она предупредила меня за неделю о том, что у тебя возможны неприятности с органами власти. Я три вечера провел в ресторанах с высшими чинами, а ты знаешь, как я это не люблю…
— Он не виноват, — вмешалась в наш разговор мама. — Я предупреждала тебя, что он не совсем наш сын.
— Что значит, не ваш сын? — я удивился и расстроился.
— Не в том смысле, что ты подумал, — ласково улыбнулась мама. — По крови ты наш, и мы тебя любим. Но ты принадлежишь не только нам, а кому-то еще. Это сложно для меня, я не все понимаю. Может быть, ты предназначен богу?
— Богу?
— Не приставай к матери… — попросил отец. — Ты же знаешь, что она часто сама не понимает, что ощущает. Подтверждение или опровержение ее слов тебе придется искать самому. Твоя мать не знает, что ты такое есть, и кому принадлежишь. Но в любом случае, никто от тебя не собирается отказываться, даже если ты сожжешь весь город. Ты — наш сын, наша гордость и наша боль и тревога…
— Хорошо, — я обнял их. — Могу надеяться только на то, что это больше не повторится.
— Зря надеешься, — помрачнел отец. — Мой друг — врач провел анализ твоей крови, результат неутешителен, пить тебе нельзя ни в коем случае, иначе не избежать множества бед.
Пока я жив, обещаю, что тебя не упрячут в психушку, но после того как умру, возможно, все. Готовься, если верить твоей матери, жить мне осталось не очень много, а ей всегда верил…
Я растерялся. Одно дело знать о том, что твои родители умрут, и совсем другое осознать, что это время вот-вот наступит…
Так что не знаю, отчего больше я расстроился: то ли оттого, что узнал нечто странное о себе, то ли от ощущения приближающейся смерти самых близких и родных людей.
