Колбасило меня долго… По-моему, я даже плакала… Потом, заявив, что никуда больше не пойду и плевать мне на все, ввалилась в ближайшую постройку и, рухнув на местное подобие топчана, затряслась в рыданиях… Страдала я до тех пор, пока, незаметно для себя самой, не провалилась в сон…
А утром, стараясь не смотреть в глаза этому бессердечному болвану, я молча умылась в безумно холодной реке, накинула на плечи маленький рюкзачок, выделенный мне Хранителем, и, дождавшись, пока весь отряд двинется в путь, встала в конце колонны…
Никакое доброе дело никогда не остается безнаказанным: два дня, двигаясь по каким-то заброшенным тропам, я чувствовала себя нереально героической особой, отвергнувшей любовь недостойного мужчины, а наутро третьего дня наступила развязка – мы наконец добрались до небольшой горной деревеньки. Вернее, сначала я увидела шпиль, по форме смахивающий на самый обыкновенный топор, а вскоре после этого, вслед за идущим впереди Мерионом, добралась до вершины небольшого холма и онемела: в небольшой долине, окруженной поросшими лесом склонами гор, догорала маленькая, домов в двадцать, деревушка. Единственным строением, не задетым огнем, оказалось то самое здание со шпилем: при взгляде на него у меня возникла аналогия с нашими церквями…
Быстренько окинув взглядом дымящиеся развалины всех остальных домов, я рванула догонять продолжающих двигаться ребят и настигла их у самой околицы… Вернее, я наткнулась на Евгению, стоящую с бледным лицом возле раздолбанной и порядком закопченной изгороди и пытающуюся сдержать тошноту… Приподнявшись на цыпочки, я заглянула за нее и тут же почувствовала, что меня выворачивает наизнанку: метрах в десяти от меня, около небольшого колодца, насаженная на плохо оструганный кол, висела обнаженная, окровавленная с головы до ног молодая женщина! Зажмурившись, чтобы не видеть ужасного зрелища, я пыталась отогнать картину, стоящую перед глазами, но, как назло, память услужливо подчеркивала запечатленные подробности: торчащие из ствола не до конца отрубленные ветки; запекшиеся потеки крови на ее ногах с плохо обрезанными ногтями; порванный чем-то рот, кривящийся в посмертной судороге; страшное острие кола, торчащее из-за ключицы-Судороги в желудке заставили меня упасть на колени; по моим щекам ручьями текли слезы, а картина на сетчатке, четкая, словно фотография, забываться не собиралась!
– Евгения! Тут нужна ваша помощь! – донесся до меня голос, по-моему, Гарика, и я, на миг отвлекшись от воспоминаний, посмотрела на серую, похожую на зомби Женю, выпрямляющуюся на трясущихся ногах и делающую первые нетвердые шаги в сторону, откуда до меня донесся крик. Испугавшись, что останусь одна в этом безумном царстве смерти, я вскочила и, как сумасшедшая, рванула вслед за ней… Вернее, мне показалось, что побежала: я плелась ничуть не быстрее ее…
